Между степью и небом - Федор Чешко

Самым пугающим в этом бреде было то, что именно бредом подобную затею согласился считать только ум лейтенанта РККА М. Мечникова. Прочие же слагающие лейтенантской личности упомяную затею оценили помесью «ну и что?» с «а почему бы и нет?». Ведь отыскалось же потерянное сокровище тогда, давно, в Мишки-Михином детдомовском детстве. При не менее безнадежной ситуации отыскалось, чем нынешняя. Ведь так?

Но разум хмуро ворчал: «а и тем хуже». Разум полагал, что душевный «друг» когдатошнего Михаилова предка, а нынешний гансовский герр доктор-генерал уж очень шибко озабочен пресловутыми побрякушками – как бы не именно ради них, родимых, вытворялось всё, с Михаилом вытворявшееся… Не удалось выцарапать информацию про "где брошено" из старательно подготовленных к потрошению, изнасилованных, замороченных да обезволенных лейтенантских мозгов (спасибо так кстати встрявшему дурачине-волчине!) – запросто мог попытаться иначе… собственными лейтенантскими ручками да с доставкой… Вот те и побег (похож, похож очкастый герр на человека, который ради святой цели хоть скольких своих положит с легкой душой)… Вот те и "нет погони": просто-напросто за тобой кто-то следит втихаря… Кто-то? Ой, уморил, лейтенант! Вот как раз кто именно может сейчас за тобой следить – это вон и кажану понятно!

Тут Михаил очень кстати вспомнил о собственной дурацкой промашке: он ведь так и не удосужился толком разобраться с автоматным предохранителем! Яростно матерясь про себя, лейтенант втиснулся поглубже в свою лежку-колдобину и принялся суетливо путаться окоченелыми пальцами в липкой мокрой "хэбэшке" – вышаривать по карманам девкин фонарик. Должны же на автоматном затворе наличествовать какие-нибудь значки, маркировка позиций, что ли… Немцы-то народ педантичный… А что электрический блик могут засечь – пускай. Всё равно пропадать, так уж хоть не бессмысленно… А для небессмысленности желательно в решающий момент иметь оружие посерьезней ножа да беличьей хлопушки… черт, проклятый пистолет конечно же оказался в одном кармане с предметом поисков, и, конечно же, при попытке вынуть застрял. Намертво. Черт, черт, черт!

Карман Михаил в конце концов разодрал. Не нарочно, а просто рванул со всей накипелой злости, что-то треснуло, и пистолет, по-живому вывернувшись из одеревянелых пальцев, отлетел куда-то в траву. Ладно, не до него пока…

Значки на автомате действительно обнаружились, но германская педантичность не имела к ним ни малейшего отношения. Без особого успеха пытаясь заслонять выцарапанный-таки фонарик ладонью, Мечников пару тягучих минут обалдело приглядывался к буквам, отштампованным на оружейной стали. Потом, напрочь уже выпустив из ума светомаскировочные потуги, торопливо нашарил тускло-желтым фонарным бликом заводское клеймо. И снова закляк. И осилил, наконец, вспомнить, на каких плакатах да в каких фильмах… точнее, в каких киножурналах видел такие автоматы.

Немцы не имели отношения не только к буквам, но и ко всему остальному. Потому что был это ППД1940. Пистолет-пулемет системы конструктора Дегтярева. Обзавестись значимыми количествами оной оружейной новации успели, кажется, только пограничники да войска НКВД, так что сложности с её опознанием, возникшие у сапера – это понятно. Непонятно другое: откуда ППД у ганса? Трофей? Ну да, ведь Германия – страна нищая, воевать бедолагам-блицкригерам совершенно нечем… Тем более, группу ТАКОГО особого назначения во всём ихнем нюханом Райхе никак бы не сыскалось, чем вооружить…

Теперь, задним, как говорится, умом Михаилу и неглядя сообразилось: показавшийся ему "каким-то странным" снятый с мертвого ганса кортик на самом деле штык-нож от Токаревской самозарядки – оружие действительно очень удачное, а потому, как ни странно это звучит, более распространенное в Красной Армии, чем сама СВТ…

А вот что за форма была на убиенном… Да черт его знает: камуфляж и есть камуфляж. Разве что головной убор сгодился бы для опознания, но на голове у караульного обреталась только блондинистая стрижка "под бокс". А то, чему по уставу надлежало располагаться поверх оной, ганс позволил себе заткнуть за поясной ремень. Но что это было? Пилотка, конечно, но какая? Не присмотрелся к ней Михаил. И с собой не взял (кстати, зря: сейчас бы очень не помешало че-нибудь на голову нахлобучить).

Ладно, не взял и не взял. Чего уж теперь-то об этой пилотке мозги сушить?! Или вы, товарищ лейтенант, разнервничались, будто по ошибке угрохали своего? Так это всем чушам чушь. Не могли же в "филиале" оказаться наши! Или могли? ППД на вооружении у энкавэдэшников… Гансовские господа офицеры поминали действующее в здешнем лесу особоопасное спецподразделение НКВД… Тебя, дурака, тогда так загипнотизировало совпадение подслушанной фразы с твоими гениальными догадками про мнение немцев об остатках шестьдесят третьего, что… Ну, так что – что? Охранник-то с Белкой говорил по-немецки! Но вот головной убор, который не на голове… Как же быть с "ордунг ист брот, лебен унд Гот"? Вермахтовская народная поговорка. И хлеб, понимаешь, и жизнь, и господь в придачу… Вот это действительно по-немецки. А нарушение формы одежды на посту – это скорей…

Нет, не успелось лейтенанту Мечникову сплести из ошметьев догадок да подозрений что-либо путное.

Снова откуда-то (как бы не гораздо ближе прежнего) накатил тягучий, выворачивающий душу вой, до дикости нелепый сплав смертной жалобы и бессмертной ледяной злобы. Мечников оцепенел. Даже приевшийся уже тряский озноб словно бы сам застыл, по-мертвому навалился на лейтенантское тело бесконечным ломящим спазмом… А вой расплывался над болотными травами, шевелил ветви полусглоченных мглой кустарников, тряской рябью морщил осколки звездного неба, которыми прикидывались оконца ржавой жирной воды…

А потом то ли закаменевшая до боли Михаилова шея обмякла вдруг, то ли поросшая осокой земля всколыхнулась… Михаил безвольно макнул лицо в травяную промозглую стынь, и тут же ему стало казаться, будто бы воющее невесть что – оно здесь, рядом совсем, зависло прямо над беззащитным затылком… Нужно бежать. Немедленно вскочить и мчаться отсюда. Сломя голову. Не разбирая дороги. Но нет: едва лишь эта уверенность забрезжила в высверленном воем мозгу, как дорога услужливо разобралась. Назад, к началу гривки, а оттуда – чуть левей раскоряченного полутрупа недодушенной мхом и хмелем березы; а потом держать на три сросшихся ракитных куста, обогнуть их справа и дальше, уже крепким берегом, прямо, всё прямо… К неприметной, но памятной сосне (пальцы как вживе ощутили вдруг смоляную липкость коры). Туда, где по собственной непроходимой дурости ты сам себя же лишил единственной силы, которая могла бы спасти от… от…

Сорвалось. Перестаралась, пережадничала незнаная тварь; чрезмерной нахрапистостью разбудила именно то чувство, бередить которое было ей никак не с руки.

Злость. В густой паутине воя она сперва лишь трепыхнулась слабо и жалко, но слабость эта была недолгой. И Михаил рванулся, будто впрямь из великанской, по рукам-ногам вяжущей паутины, вывернулся лицом к нависшему, наглому, победительному… Я тебе покажу победу!!!

Оглушительная короткая очередь рванула небо, отдача кое-как вскинутого оружия хрустко наподдала по ребрам, окончательно отрезвляя, и в хлестнувшем из автоматного дула пламени Мечников ухитрился заметить, как подвернувшаяся под этот выхлест маленькая буроватая тушка, трепыхнув крыльями-лоскутками, кувыркнулась вниз, в хлябь… И разбуженная пальбой трясина спросонок ответила на падение крохотного зверька смачным тяжелым всплеском.