Долгий путь домой - Луиз Пенни

– Я думаю… – Гамаш вытер руки о полотенце и повернулся к ней, – что Ноу Ман прожил здесь тихо-спокойно несколько лет, а потом распространился слух, что он вождь секты, и его изгнали.

– Это не мысли, – заметила Мирна. – Это констатация фактов. Вы можете больше.

– Я думаю, – повторил Гамаш, посмотрев на нее строгим взглядом, – что мне нужно позвонить.

– Передайте привет Рейн-Мари, – попросила она.

Гамаш кивнул, взял свой сотовый и вышел из дома. Он не сказал Мирне, что звонить собирается не жене, а кое-кому другому, но тоже в Трех Соснах.

– Какого черта вам надо?

Эту фразу Рут использовала вместо «слушаю».

– Хочу спросить кое-что о вашем сегодняшнем посещении колледжа.

– Разве тебе жена не рассказала? Зачем меня-то беспокоить?

– На этот вопрос Рейн-Мари ответить не сможет.

– Что за вопрос? – раздался нетерпеливый голос, но Гамаш услышал в нем нотку любопытства.

– Я все время вспоминаю ваши строки.

– Какие, мисс Марпл? Я написала сотни стихотворений.

– Вы знаете какие, ma belle.

Он почти услышал, как она вздрогнула. Гамаш давно уже понял: если хочешь очаровать Рут, плати ей той же монетой, что и она тебе. Но если хочешь ужаснуть ее, проявляй доброту.

– «Я сижу, где посажена…» Вот какие строки.

– И что?

– Рейн-Мари сказала, что вы с профессором Мэсси цитировали их сегодня. Никогда прежде не слышал, чтобы вы делали такое. Вероятно, он вам понравился.

– Чего тебе надо?

– Рейн-Мари говорит, что он был очарован вами.

– Тебя это удивляет?

– А вы – им.

Ответом на эти слова было молчание.

– И еще Рейн-Мари говорила, что, когда она спросила вас об этом, вы что-то сказали. Ей показалось – на латыни. Что вы сказали?

– Не твое дело. Неужели так смешно, когда два пожилых человека находят друг друга привлекательными? Неужели это так уж невероятно?

Еще кое-что необъяснимое.

Рут вовсе не злилась. Судя по голосу, она готова была расплакаться. И Гамаш невольно вспомнил (хотя по-настоящему никогда и не забывал) о некоторых моментах, которые он ненавидел в своей работе.

– Рут, что вы ответили, когда Рейн-Мари спросила о ваших чувствах к профессору Мэсси?

– Ты не поймешь.

– А вы попробуйте.

– Я процитировала одного из моих любимых поэтов, – ответила она. – И этот поэт – не я.

– А кто?

– Симус Хини[86].

– Строку из его стихотворения? – спросил Гамаш.

– Нет. Его последние слова перед смертью. Он сказал их жене. «Noli timere».

Гамаш почувствовал комок в горле, но продолжил:

– Стихотворение, которое вы цитировали с профессором Мэсси. «Я сижу, где посажена, созданная из камня и желаемого, выданного за действительное».

Он ждал, что Рут произнесет последнюю строку, как в разговоре с престарелым профессором. Но она молчала, и Гамаш закончил сам:

– «Будто божество, убивающее ради удовольствия, может и исцелять».

– И что?

Гамаш посмотрел на дом и увидел в окне Клару и Шартрана: они готовили еду, наклонив головы друг к другу.

«Noli timere», – подумал он.

– Для кого было написано стихотворение? – спросил он.

– Это имеет значение?

– Я думаю, да.

– А я думаю, ты уже знаешь.

– Для Питера.

– Верно. Как ты догадался?

– Да вот сообразил как-то, – сказал Гамаш. – Мне пришло в голову, что по-французски «камень» – «pierre». А Pierre – это Питер. Тут игра с его именем, но не только. Вы написали стихотворение много лет назад. Вы уже тогда понимали?

– Что он состоит из камня и желаемого, выданного за действительное? Да.

– И что есть божество, которое убивает ради удовольствия, но может и исцелять, – добавил Гамаш.

– Я так считала, – сказала Рут. – А Питер думал иначе. Я видела перед собой человека, который получил от жизни все. Талант, любовь, тихое место, где можно жить и творить. Ему нужно было только оценить все по достоинству.

– А если бы он не оценил?

– То так бы и остался камнем. И божества напустились бы на него. Они это могут, ты же знаешь. Они щедрые, но требуют благодарности. Питер считал, что все его везение – это его собственная заслуга.

Гамаш, невидимый для Рут, кивнул.

– У Питера на лбу всегда было написано «годен до…», – сказала Рут. – Такое случается с людьми, которые живут головой. Начинают они неплохо, но постепенно идеи у них иссякают. А если нет воображения, нет вдохновения, на которые можно бы опереться? Что тогда?

– Что?

– По словам Эмили Дикинсон, тогда человеку конец. Что случается, когда камень трескается, когда исчезает даже желаемое, выданное за действительное?

Гамаш почувствовал у себя в кармане тяжесть маленькой книжки. С маленькой закладкой. На том месте, до которого он никогда не доходил.

– Их творения в конечном счете умирают от небрежения и плохого питания, – ответила Рут на собственный вопрос. – А иногда после этого умирает и сам художник.

– Доведенный до смерти божеством, которое убивает ради удовольствия, – подхватил Гамаш.

– Да.

– Но оно может и исцелять? Как?

Гамаша разбирало любопытство. И ему хватало честности признаться себе, что это не только из-за Питера.

– Предлагая второй шанс. Последний шанс. Пойми меня правильно, я верю в то, что голова – вещь полезная. Но не нужно проводить там слишком много времени. В голове обитает страх. А мужество живет в сердце. Задача состоит в том, чтобы добраться из головы до сердца.

– А между сердцем и головой – комок в горле, – сказал Гамаш.

– Да. Большинство людей не могут преодолеть это препятствие. Некоторые рождены быть гениальными. Питер был одним из них. Но он не смог добраться до места. Подошел так близко, что уже видел его, чувствовал его запах. Может, даже поверил, что он уже там.

– Желаемое, выданное за действительное, – сказал Гамаш.

– Именно. Ему был дарован вкус к красоте, настоящий творческий талант, а потом у него отняли этот дар, словно в насмешку. Но боги еще не закончили с ним. Они дали ему жену, наделенную истинным талантом. Чтобы он каждый день мог видеть этот талант. Наблюдать его. А потом боги забрали и это.