Долгий путь домой - Луиз Пенни

– Они знали Ноу Мана, – сказал Гамаш. – И место, что на картине Питера, им известно.

– А Питера они знали? – спросила Клара.

– Нет. – Он сообщил им, что узнал от двух стариков, потом вытащил из кармана блокнот и ручку и положил на стол. – Так на чем мы остановились?

Он хотел было взять ручку, но Клара уже схватила ее и перевернула свою бумажную салфетку.

И тут Гамаш вспомнил, кто у них за главного. А кто – нет.

– Питер говорил вам что-нибудь о Шотландии? – спросила Клара у Шартрана.

– О Шотландии?

– Конкретно о городке Дамфрис, – уточнила Мирна.

– О «Саде космических размышлений», – добавил Гамаш.

Шартран посмотрел на них испуганно, словно его собеседники неожиданно спятили.

– И о зайцах, – сказала Клара.

– О зайцах, которые ездят без билета? – спросил Шартран.

– Нет, у которых длинные уши, – ответила Мирна и поняла, что ничуть не прояснила ситуацию.

– О чем вы говорите?

– То есть ничто из этого не звучит для вас знакомо?

– Нет, – сердито ответил Шартран. – Это не звучит даже просто разумно. – Он посмотрел на Клару. – Почему вы спросили про Шотландию?

– Он приезжал туда прошлой зимой. Посетил один сад.

Клара рассказала все, что им удалось узнать о Питере и «Саде космических размышлений». Она почти ждала, что Шартран вот-вот рассмеется.

Но он не смеялся. Он слушал и кивал.

– Заяц превратился из живого в каменного, а потом снова в живого, – подытожил Шартран, словно для зайца это вполне естественное дело. – Река Питера из печали обращается к радости и обратно. Он освоил чудо трансформации. Он может превращать свою боль в картину. А картину – в восторг.

– Это и делает художника великим, – заметила Клара.

– Не многие достигают подобных вершин, – сказал Шартран. – Но я думаю, если мужество Питеру не изменит и он будет продолжать экспериментировать, он встанет в один ряд с художниками первой величины. Ван Гогом, Пикассо, Вермеером, Ганьоном. Кларой Морроу. Он станет создателем абсолютно новой формы, которая не делает различий между мыслью и эмоцией. Между творением природы и творением рук человеческих. Вода, камень, живые ткани – все одно. Питер станет одним из великих.

– Ему потребовался заяц в «Саду космических размышлений», чтобы понять это, – сказала Мирна.

– Ему потребовалось вырасти в храброго человека, – внес свою лепту Гамаш. – Настолько храброго, что он оставил свои работы без объяснений.

– Если мы найдем Ноу Мана, то найдем и Питера, – сказала Мирна.

– И возможно, десятую музу, – добавила Клара. – Я бы хотела с ней познакомиться.

– Вы уже познакомились, – сказал Шартран. – Вы можете не знать, кто она, но она присутствует в вашей жизни.

– Рут? – одними губами спросила Клара у Мирны и распахнула глаза в притворном ужасе.

– Роза? – так же беззвучно предположила Мирна.

При этой мысли Клара фыркнула и посмотрела через перила на лес, скалы и реку. Она подумала: а что, если десятая муза – это место? Такое, каким стал Шарлевуа для Ганьона. Дом.

– Не могу понять, почему греки уничтожили десятую музу, – сказала Мирна. – Мне кажется, она была бы важнее, чем девять других, ведь греки почитали живопись.

– Может быть, вот почему… – начал Гамаш.

В другом конце террасы игроки в нарды перестали бросать кость и уставились на него.

– Власть, – произнес Гамаш. – Возможно, десятая муза была слишком влиятельной. Возможно, ее уничтожили, потому что увидели в ней опасность. А что может быть более опасным, чем свобода? Разве вдохновение не есть свобода? Его нельзя запереть или направить в определенную сторону. Его нельзя сдерживать или контролировать. А именно это и предлагала десятая муза.

Он обвел всех глазами и остановил взгляд на Кларе.

– Не то ли предлагал и профессор Норман, то есть Ноу Ман? Вдохновение? Свободу? Никаких жестких правил, никакого строгого порядка, никакого конформизма. Он предлагал молодым художникам выйти из системы. Найти собственный путь. И когда их работы отвергались колледжем, он их поощрял. – Гамаш встретился глазами с Кларой. – Организовал для них отдельный салон. А его за все эти старания презирали, высмеивали, изолировали.

– Изгнали, – добавила Клара.

– Он построил здесь небольшой дом на вырубке, – продолжал Гамаш. – Однако он недолго оставался в одиночестве. К нему пришли другие художники. Но только неудачники, только пребывавшие в отчаянии. Те, кто испробовал все остальное. Те, кому больше некуда было пойти.

– «Салон отверженных», – подхватила его мысль Клара. – Он создал не сообщество художников, а дом для отвергнутых. Для изгоев, неудачников, беженцев из традиционного мира искусств.

– Он был их последней надеждой, – сказала Мирна и после паузы добавила: – Жаль, что он сумасшедший.

– Меня тысячу раз называли сумасшедшей, – вспомнила Клара. – Господи помилуй, даже Рут думает, что я чокнутая. Что такое «сумасшедший»?

Арман Гамаш включил экран своего телефона, перелистал и положил на стол, когда появилась фотография портрета сумасшедшего.

Ноу Мана.

– Вот что это такое, – ответил он.

Меню упало на стол в тот же миг, когда Жан Ги Бовуар рухнул на стул.

– «Ла Мюз», – начал он. – Имя владельца Люк Вашон, и он был членом сообщества Ноу Мана. Вот его рисунок. – Бовуар ткнул пальцем в обложку меню.

– Что он сказал про Ноу Мана и колонию? – спросил Гамаш, разглядывая картинку.

– Ничего. Его нет в ресторанчике. Он каждый год уезжает рисовать на природу.

– В такое время? – удивилась Мирна. – Что же это за хозяин ресторана, который уезжает в самый пик туристического сезона?

– То есть ты не можешь себе представить такого бизнесмена? – спросила Клара, вперившись взглядом в Мирну, и та не смогла сдержать смех.

– Touché, малютка, – сказала Мирна и мельком подумала о том, как там процветает ее магазин под управлением Рут и Розы.

– Когда Вашон собирается возвращаться? – спросила Клара.

– Недели через две, – ответил Бовуар. – И связаться с ним невозможно. Человек, с которым я общался, сказал, что Вашон не любит вспоминать время, проведенное им в колонии. Он подтвердил, что Вашон и Ноу Ман, вероятно, были близки, поскольку Ноу Ман доверял ему отправлять его картины в галерею на юге.

– На юге в смысле во Флориде? – спросила Мирна.

– Нет. На юге в смысле в Монреале. У Ноу Мана явно имелась там галерея. Или представитель. Он отправлял туда картины, а оттуда получал холсты, кисти, краски. Человек в баре не знает названия галереи, но Вашону она наверняка известна.