Это всё ты - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, у Свята заканчивается свободное время, и он с нами прощается.
«Наконец…»
Уговариваю себя, что после того, как получится объясниться, все встанет на свои места. Я сделаю все, чтобы сохранить дружбу и возобновить былые теплые отношения.
Отец приезжает домой злым. О крайней степени этого состояния свидетельствует то, что он не разговаривает.
Молча садится за стол. Молча ест. Молча покидает кухню.
А чуть позже, по дороге из ванной, улавливаю обрывки происходящего за дверью отцовского кабинета разговора.
– Адвокат Нечаева подал ходатайство о возобновлении производства по делу ввиду открывшихся обстоятельств, – толкает папа.
– Надо же… И что это за обстоятельства? Что-то действительно важное?
– Не обнародовали.
– Думаешь, купили кого-то?
– Черт знает… Да и плевать! Важно лишь, чтобы Юния своего мнения не поменяла, осознавала, что это за семья, и дальше сторонилась этого неуравновешенного футболиста.
Не понимая, как относиться к этим словам, предпочитаю их просто проигнорировать.
И какой же счастливой себя вновь ощущаю, когда, закрывшись в спальне, наконец, могу написать Яну. Обмениваемся сообщениями до двух часов ночи.
Тем для обсуждения находится масса! А когда они иссякают, перебрасываемся какими-то мемами, забавными видео.
И все же неловкий момент, заставляющий меня задохнуться, тоже случается.
Попадается мне в ленте ролик с подписью «Наша первая встреча после недели грязных переписок», и я возьми и отправь этот животный поцелуй Нечаеву.
Ян Нечаев: Ююююююююююю!!!
Кажется, что слышу его возмущения в реале.
Сходу в жар бросает. До испарины на коже. До ломоты в мышцах. До перегрева всех жизненно важных органов.
Ян Нечаев: Смерти моей хочешь???
Ян Нечаев: Не присылай мне ТАКОЕ!
Живот спазмирует. Дыхание спирает. Сердце заходится одурелым бегом.
И тут телефон начинает вибрировать.
– Алло?.. – выдыхаю, едва живая.
Вот-вот сознания лишусь.
– Знаешь, что самое смешное? – прорезает трескучую тишину бархатный с ржавыми прожилками голос Яна. – Я увидел этот ролик раньше тебя. Хотел отправить. Потом думаю: «Нет, перебор. Моя Ю такого не поймет…», – мягко взрывает пространство приглушенным смехом. – А моя Ю берет и бросает эту гранату вместо меня. Умница, зайка. Сладкая девочка, – шепчет, покрывая мою кожу горячим медом.
Вздрагивая, покрываюсь мурашками.
И…
Неосознанно соскальзываю ладонью вниз по своему ноющему животу. Через сорочку давлю на лобок, содрогаюсь, охаю и отпускаю. В трусиках моментально становится горячо и липко.
– Не представляешь, как хочу тебя целовать… Сейчас, Ю… – проникает внутрь меня Ян.
Беспрепятственно. Захватывая все стратегически важные объекты, обретает полную власть.
– Ян…
– Воу…
– Я-я-ян… Бесоё… – выговорить не получается. В ушах резкий гонг звучит, словно я сама себя цензурю. – Мм-м?
Он смеется. Понимает, что спрашиваю.
И отвечает, конечно, предельно честно.
– Бесоеблю, Ю.
– Ох…
– Хочу целовать тебя, пока не потеряешь голову.
Вновь щекочу себя пальчиком по лобку, по ногам дрожь несется, и дергаются стопы. Соскальзываю чуть ниже, к небольшой выемке между половыми губами. Надавливаю сильно и резко. Подскакиваю на кровати, роняя телефон. Рвущиеся из горла крики глушу рукой. Пугаюсь этого так страшно… Часто дыша, спешно нащупываю телефон.
– Ян?
– Что там у тебя?
– Все хорошо… Кот выбил телефон… – прибегаю в отчаянии ко лжи.
Не могу же я ему рассказать, что происходило на самом деле.
– У тебя есть кот?
– Мм-м… Плюшевый.
Он смеется, запутывая этим вибрирующим потоком мои нервы.
– Значит ли это, что ты спишь с плюшевым котом?
– Нет же! Он свалился на меня с полки!
– Полка над кроватью?
– Нет… Над столом… Не знаю, как это случилось!
И снова он смеется.
Меня поражают такие мурашки, что кажется, кожа уже никогда не станет гладкой.
– Хочу так же свалиться к тебе в постель, Ю.
– Ох… Поцелуешь меня завтра?
– А то! – толкает Нечаев. – После таких-то грязных переписок.
– Наши переписки не грязные…
– Между строк, зай. Между строк.
Я не нахожусь с ответом.
Наверное, он прав. Ведь я трогала себя, чувствовала ВСЕ ЭТО… И у меня влажные трусики.
Живот болит. Как же мучительно все это терпеть!
– Давай спать, Ян… – прошу тихо. – Слишком много всего…
– Давай, зай.
Закрываю глаза, но не отключаюсь.
– Спокойной ночи, Ян.
– Спокойной ночи, Ю.
Засыпаю под звуки его размеренного дыхания.
41
Дурею от любви.
– Во сколько ты сегодня должна быть дома? – толкаю, приближаясь к Ю, в то время как обязан оставаться в воротах и защищать их.
От нее.
Она против меня с мячом. Готовится пробить. И имеет хорошие шансы всадить гол. Но мне пофигу. Мы же не ради футбола остались после тренировки вдвоем, правда?
Да, блядь… Конечно же, не ради футбола.
Ю поднимает глаза. И я тону в ее океанах.
– Эм… Думаю, около девяти тридцати, если попрошу Валика с Викой подтвердить, что мы раздаем в торговом центре листовки о предстоящем финальном матче, – бормочет задушенно и стремительно краснеет.
– Попроси, – шепчу я, опуская взгляд к ее губам.
Она пунцовеет еще ярче и принимается их кусать. Приходится это остановить. Освобождаю плоть пальцами, оттягиваю, а потом лижу открывшийся ротик языком.
Позабыв о мяче, Ю вцепляется в мою футболку пальцами и покорно ждет дальнейших действий, явно рассчитывая на полноценный поцелуй.
«Господи, дай мне силы быть мужчиной…» – мелькает в моей башке, но не особо внятно.
Целую ее сладкие губки. Если бы не обилие слюны, сдающей мой зверский голод, и те возбуждающие влажные звуки, которые так или иначе формируются, пока чмокаю Ю, этот контакт можно было бы назвать целомудренным. По крайней мере до того момента, как я проскальзываю в ее горячий ротик языком.
Мое сердце стопорится. Но только затем, чтобы в следующий миг, когда маленькая дрожащая Юния Филатова – мечта всей моей жизни – качнется ближе, выдать ей в ладони такую мощную очередь, которая в нужный момент становится убийственной для нас двоих.
В щепки. Разлетаемся. Пылающим эфиром топим наверх.
И похрен, кто нас там будет встречать.
В моем мозгу скрипучие помехи. По венам адская смесь – это горючее. В сердце множится любовь – она и управляет этим полетом.
Обжигает душу. Заставляет тело дрожать. Но я принимаю, проживаю, выпускаю щедрыми тиражами наружу.