Зорге. Под знаком сакуры - Валерий Дмитриевич Поволяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда захочешь увидеть своих друзей, и не такое придумаешь, Окаи-сан, — сказал Зорге. — Что вы будете пить — вино, шнапс, саке?
— Шнапс! Я — приверженец немецких напитков.
— Мне, как немцу, это очень приятно. — Зорге налил генералу желтоватого, пахнущего яблоками шнапса, это был напиток высшей очистки.
Макс Клаузен тоже находился на шхуне, только его никто не видел, он сидел за глухой перегородкой, за крохотным столиком, заставленным аппаратурой, и сосредоточенно стучал ключом.
Материал, который он передавал в «Висбаден», был большим — это был анализ японо-германских переговоров, которые вели министры Мацуока и Риббентроп, плюс несколько тревожных сообщений, полученных от самых разных источников, и японских и немецких, сводившихся к одному: немцы сосредотачивают на западной границе Советского Союза мощные силы, и «силы эти такие, что на самолете не облетишь — огромные», как сказал Рихарду Шолль, недавно вернувшийся из Берлина с погонами подполковника на плечах…
Шолль получил новое назначение и в благодарность за верную службу орденок: будет теперь военным атташе в экзотическом Таиланде. Зорге в своем сообщении перечислял номера и названия дивизий, подтянутых к западной границе, их количество, наиболее приметные места сосредоточения и примерное направление главного удара…
Удара по Советскому Союзу.
Гости веселились на палубе, кричали, провозглашали тосты за великую Германию и Великую Японию, состязались в красноречии, а Макс работал.
Полиция «кемпетай» не смогла уследить за Зорге — упустила. Как упустила и Клаузена. Агенты ее, осуществлявшие наружное наблюдение, получали сейчас серьезный нагоняй от начальства.
Своим сотрудникам давал сейчас крупный нагоняй и полковник Осаки.
Днем Осаки получил неприятное сообщение — к расследованию дела о неведомой группе, «играющей» на радиопередатчике, подключилась специальная политическая полиция «токко», возглавляемая профессором Кодзо Отой. А Кодзо будет, пожалуй, посерьезнее генерала Доихары, эта полиция — тайная, действует невидимо и неслышимо, за глотку берет так, что не вывернешься. Берет и своих, и чужих, не разбирая, кто есть кто. Для этой полиции не важны ни должности, ни звания.
Полковника Осаки она может сжевать, как коза сладкую морковку.
Осаки замолчал, оглядел своих подчиненных презрительным взглядом и бросил брезгливо:
— Бездари! Идите! — В кабинете у него находились в основном сотрудники внешнего наблюдения, когда они уже достигли двери, полковник запустил им вдогонку тяжелый кирпич: — Если и дальше будете так работать, можете больше в отделе контрразведки не появляться — будете уволены в связи с неполным служебным соответствием. — Осаки не удержался, зарычал на них. Несчастные топтуны опрометью, валом вынеслись за дверь.
Лицо у полковника было мрачным. Он подошел к зеркалу, помял пальцами щеки, разгладил складки, собравшиеся под подбородком, — собственная физиономия ему не нравилась. Но лицо его станет еще мрачнее поздним вечером, когда он получит сообщение от операторов радиопеленгующих машин.
Веселая пирушка на шхуне продолжалась, Зорге умел организовывать такие мероприятия, как никто, продумывал все до мелочей.
Солнце из желтого, медового превратилось в красное, словно бы в него натекла чья-то кровь, покраснела и вода, заискрилась рубиновыми брызгами, потяжелела.
Генерал Окаи на свежем воздухе расслабился, опьянел, не обнаружив в кармане платка, он пальцами протирал стекла очков и говорил, говорил… Зорге, независимо от того, в каком углу шхуны находился, слышал каждое слово, произнесенное генералом.
— Мы готовимся к войне, — вещал генерал Окаи, — и не надо иметь мозги Наполеона, чтобы понять, против кого двинутся войска божественного микадо. Но нам надо очень хорошо подготовиться. Нельзя допускать, чтобы повторились Хасан или Халхин-Гол. Мы не допустим этого. Мои танки сомнут танки русских, как пустые спичечные коробки…
— А как Берлин? Берлин поддержит вас, генерал? — выжидательно сощурившись, поинтересовалась Агнес Смидли.
— Гм, Берлин. Берлин, мадам, спит и видит, как бы поскорее проехаться на танках по московским улицам. Еще немного, и генеральный штаб германской армии закончит разрабатывать план нападения на СССР… Понятно?
Агнес не сдержалась, пристукнула высокими каблуками своих изящных туфель.
— Так точно, мой генерал! Все понятно. Выходит, русским полный капут?
— Капут, — подтвердил генерал Окаи.
А в трех метрах от Окаи, всего в трех метрах, продолжал передавать длинный текст в русский город Владивосток Клаузен. В тексте шла речь о японских вооруженных силах, о количестве пехотных дивизий, что уже сосредоточились на границе с Россией, о дивизиях, которые были готовы к переброске, о танках генерала Окаи, о морских силах микадо. Пот частой моросью капал со лба Макса, он небрежно смахивал его свободной от ключа рукой и продолжал отстукивать текст дальше. В этой чертовой душегубке не было ни одного отверстия, Макс был запечатан в крохотном помещении, как в консервной банке.
Дырявить стенку было нельзя — звук ключа Морзе могли услышать люди, толпившиеся на палубе. Из двух бед надо было выбрать одну, меньшую — духоту и противный липкий пот, который лил и лил, падал на бумаги…
Хоть и оборудовал он эту консервную банку по всем правилам потайных схоронок, а иногда до него доносились голоса, Максу казалось, что он различает в хоре голос Рихарда, но это усталому радисту только казалось — он пребывал в плотной глухоте.
— Ты очень неплохо все это устроил, — сказала Агнес Смидли Рихарду, взяла его под руку. — Знаешь, — произнесла она с придыханием и неожиданно умолкла, словно бы нужные слова случайно раздавила своими крепкими чистыми зубами.
— Не знаю, — Рихард отрицательно покачал головой.
— Я скучала по тебе.
— Я тоже, — сказал Рихард.
— А зачем тебе понадобился этот набитый дурак в золотых очках? — Агнес повела головой в сторону болтливого японского генерала.
— Не такой уж он и дурак, как тебе кажется. Окаи — неплохой источник информации, а это для меня главное.
— Ох, ох, ох, какие шпионские страсти! — Агнес насмешливо сощурилась и переключилась на другую тему. — А ты молодец, неплохо выглядишь.
— Стараюсь сохраняться, — Зорге также взял насмешливый тон, — каждую ночь обкладываюсь льдом и сплю в середине айсберга до утра. Просыпаюсь помолодевшим на пару лет. Скоро дотяну до младенческого возраста, на том и остановлюсь.
— Младенцем ты, Зорге, уже никогда не станешь.
— Ты тоже неплохо выглядишь, Агнес.
— Также стараюсь.
Находящийся неподалеку Макс Клаузен начал передавать в «Висбаден» материал о том, насколько Япония обеспечена нефтью. Ведь для того, чтобы вести войну, надо много нефти, ее нужно переработать в бензин, в масло для моторов, в солярку. Сама Япония добывает нефти немного, в основном на окраине страны,