Записки примата. Необычайная жизнь ученого среди павианов - Роберт Сапольски

Так мы и жили: Соирова отважно уходил в кишащую буйволами чащобу за хворостом, когда всем остальным не хватало духу, Уилсон вне себя от счастья лазил под капотом, ежедневно проверяя свечи зажигания. А потом как-то утром поднялся вой.

Мы с Ричардом и Лизой стреляли дротиками на одном из самых наших нелюбимых участков, пробираясь между туристами, палатками и автомобилями за шатающимися по лагерной территории павианами. Мы уже почти прицелились в кого-то, и тут с хребта позади лагерей, где начинались деревни, донеслось завывание. Ричард, к этому времени уже достаточно хорошо знакомый с масаи, сразу же напрягся. «Беда», — сказал он. Вой продолжался и, казалось, завис в воздухе между двумя деревнями — сдавленный накатывающий волнами вопль, в котором лишь изредка слышалось что-то человеческое. Мы стояли в оцепенении, не дыша, пытаясь понять, что происходит; туристы, поддавшись нашему настрою, настороженно и озабоченно толпились у нас за спиной. «Может, пойти туда узнать, не нужно ли помочь?» — предложила Лиза. «Может, пора готовиться срочно драпать», — ответил я.

Из деревни потоком хлынули женщины, воя, размахивая руками над головой с аффектированной театральностью, и это приводило в еще большее смятение, поскольку масаи не свойственна ни аффективность, ни театральность. Видимо, в деревне разразилась какая-то особенно кровопролитная драка, и теперь перепуганные стенающие женщины пытаются укрыться у соседей, подумали мы, но потом заметили, что женщины носятся туда-сюда. Вскоре пронзительный вой раздавался из обеих деревень. Теперь, встревожив нас не на шутку, метались, словно обезглавленные куры, и мужчины. К стенающему хору присоединялись другие деревни, выше и ниже по реке. «Зовут на помощь», — сказал Ричард.

Мы смотрели на эту необъяснимую суматоху как на живые картины — нечто яркое, экзотическое, бурлящее, запечатленное в редкой хронике National Geographic. Мы стояли разинув рот. Туристы за нашей спиной тоже стояли разинув рот. А с лагерным персоналом за их спиной творилось нечто довольно устрашающее. Туристские фирмы обычно отправляют сюда в качестве поваров и руководителей туров найробийцев из земледельческих племен. Однако на черную работу — охранять лагерь, чистить картошку, ставить палатки — нанимают местных из масайских деревень вдоль реки. Они носят неизгладимый отпечаток кросс-культурного обмена — застиранную одежду с туристского плеча, шорты с эмблемой какого-нибудь университета, футболки с конкурса чили в Эль-Пасо; у бывших воинов появляется заискивающее выражение лица и цепкий взгляд охотников за подачками.

И вот мы с туристами стоим и смотрим, а хрестоматийный масаи, которого туристы только что для смеха учили танцевать летку-енку и который должен под эти всепроникающие завывания чистить картошку, — этот масаи становится сам не свой. Скрывшись за ближайшим кустом, он вдруг преображается: дырявую футболку «Вайкики Оупен» долой, завернуться в алую накидку, в руке теперь невесть откуда взявшееся копье, вперед. По всей реке, во всех лагерях заискивающие чистильщики картошки ныряют в кусты, выныривают в воинском облачении и с завываниями несутся в хронику National Geographic.

Это был налет куриа. Когда-то куриа ничем не отличались от других племен, регулярно притесняемых масаи. Но произвольно проведенная через Серенгети государственная граница сделала их танзанийцами и дала им неожиданный козырь. Танзания беднее Кении, армия там финансируется хуже, и кто-то из куриа смекнул, что за некоторую мзду военный может «потерять» личное оружие. Куриа, сами служившие в армии, тоже частенько теряли автоматы накануне увольнения. И теперь куриа наносили визиты масаи не с пустыми руками.

На этот раз они нагрянули безлунной ночью. Большинство коров находилось миль за двадцать к западу, во временном загоне. Там куриа и напали, устроили перестрелку, похитили коров. Гонец масаи, отмахав двадцать миль, прибежал как раз когда мы прицеливались дротиком, и вот тогда из деревни в деревню понесся вой.

У куриа имелась фора в несколько часов, но им приходилось топать с сотенными стадами через саванну, защищая скот от хищников и бросая по пути слишком медленно идущих коров с телятами. Воины масаи тем временем смыкали ряды, намереваясь дать совершенно традиционный, хоть и абсурдный, отпор: гнаться тридцать миль с гаком за куриа и своими коровами до самой танзанийской границы, а там отбивать свое имущество с копьями против автоматов.

Вокруг носились воины с копьями. Первый отряд промчался мимо нас, пересек реку и устремился в погоню. Остальные пока формировались. Мы с Ричардом и Лизой сделали самое логичное — загнали машину в густые заросли и затаились. Ясно как день, что наши соседи-масаи в любой момент могут нас обступить, потрясая копьями, и назначить добровольцами по доставке их на линию фронта. Во время последнего набега куриа у масаи погибли двое. В предпоследний раз, когда успели подойти кенийские охранники (преимущественно масаи), погибло двадцать два куриа. Нет уж, давайте без нас. Но что-то подсказывало мне, что отговорка про страховку, категорически запрещающую ввязываться в битвы с вооруженным автоматами противником, у масаи не прокатит. Поэтому мы спрятались в кустах.

В конце концов, горизонт вроде бы расчистился, и мы сбежали в лагерь. На половине дороги нам попался Соирова. Его коров тоже угнали, и он тоже собирался нестись в Танзанию с копьем наперевес. Обычно невозмутимый, Соирова рычал от ярости и трясся от бурливших в нем эмоций и предвкушения. Он ждал нас — не с просьбой подвезти (уже после мы с некоторым стыдом, но и с облегчением сообразили, что для масаи ловить нашу машину в качестве попутки до поля боя — такая же нелепица, как советоваться с нами насчет сцеживания коровьей крови, поскольку это сугубо масайские дела), а чтобы предупредить об уходе. «Я за своими коровами в Танзанию», — сообщил он, не забыв, прежде чем умчаться навстречу вражеским автоматам[18], успокоить нас, что хвороста он натаскал.

Потрясенные, взбудораженные, мы вернулись в лагерь, где оставшийся не у дел Уилсон заваривал чай. «Хей, Уилсон, что ты обо всем этом думаешь?» Он не местный, у него никто не угонял коров. «Эти куриа есть твою мать». Английские ругательства ему пока еще не очень давались. «Грозят оружием, забирают коров, и теперь масаи нужно бежать в Танзанию. Даже Соирове, у него всех забрали. Может, он погибнет, когда будет сражаться», — с неуместным смешком закончил он и долил нам еще чаю.

Весь день Уилсон жил обычной жизнью. Лизу же все увиденное потрясло до глубины души, и она забрасывала Уилсона вопросами.

— Масаи действительно будут бежать до самой Танзании?

— Да, дня два, может.

— Но как?

— Они воины, сильные.

— Вот так вот бегом в Танзанию сражаться? Уилсон, а у вас то же самое, вам тоже приходится отбивать коров, когда их кто-нибудь угоняет?

— Ну, нет, мы не такие, как эти масаи, которые бегают в накидках. Мы выращиваем кукурузу, — с гордостью заявляет Уилсон.