Кружево Парижа - Джорджиа Кауфман

Она постучала по конверту.

– Есть кое-что еще, Роза.

– Что?

– Ты уверена?

Она уставилась на меня темными глазами.

– Еще не поздно, можем разорвать бумаги и жить как прежде. Если дело просто в самолюбии, лучше вовремя остановиться.

Я взяла ее за руку.

– Все получится. Все будет хорошо.

Она высвободила руку и встала.

– Тогда, сеньора Дюмаре, нам пора переодеться.

Граса была у меня «подружкой невесты». В цельнокроеном кремовом шелковом платье с бретельками, ниспадавшем до колен и облегавшем фигуру, она выглядела изысканно, а сверху накинула красивую шелковую дымчатую шаль, прикрывавшую ее от шеи до запястий. Наряд был прост, идеален и со вкусом.

Мой наряд был сложнее. Не знаю, что стало со свадебным платьем от Диора, в котором я вышла замуж за Шарля. Диор тогда уловил романтику, восторг, нашу пьянящую любовь. Платье странно выглядело в мэрии округа, в маленьком кабинете, где мы регистрировали брак. А теперь мне предстояла свадьба в высшем обществе, где будут камеры, пресса и разнаряженные в пух и прах гости. Я устала и валилась с ног в поисках сил для грядущего мероприятия.

Потом меня осенило. Это было всего лишь деловое соглашение, и в нормальных условиях два партнера обычно подписывают контракт в костюмах.

Пока Граса вела меня по проходу между рядами в церкви, некоторые фотографы принимали ее за невесту, которую я выдавала замуж, потому что на мне был белый шелковый брючный костюм. Фасон шелкового жакета походил на осовремененный вариант костюма «Бар», складки были свободнее, но так же подчеркивали талию, и застегивался он не на три, а на две огромные перламутровые пуговицы. К жакету подходили широкие, как у матросов, брюки из тонкого белого атласа. Хотелось напомнить Джиму, что у нас не сказочная свадьба, а деловое соглашение.

Свадьба проходила днем, но Джима было не уломать не надевать смокинг. Однако я добилась уступки, что он будет белого или кремового цвета. Объяснять Джиму, что смокинг носят только вечером, было бесполезно. Я терпеть не могла, когда одежду надевали не по назначению, и уж, конечно, не добилась бы высоких продаж, если бы люди не покупали одежду для разных целей.

Я присоединилась к раскрасневшемуся Джиму у алтаря.

Мы заранее репетировали свадьбу – надо было понять, где будут стоять фотографы – и уже тренировались произносить клятвы, но все это ровным счетом ничего не значило. Я стояла перед заполненными рядами, смотрела на Джима, вторящего священнику в католическом ритуале, и нервничала. Мой голос дрожал, когда я повторяла за ним клятву:

– …в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии…

Торжественность клятв меня неожиданно тронула. Когда священник сказал, чтобы мы поцеловались, Джим театрально обнял меня и, чуть наклонив, поцеловал в губы. Когда гости зааплодировали, он помог мне выпрямиться.

– Мне повезло, – прошептал он, прежде чем отпустить, и с улыбкой поклонился гостям.

Я изобразила на лице широкую улыбку и крепко прижала к себе дрожащими руками букет.

Если я до этого еще не оценила по достоинству, насколько изменится моя жизнь, то быстро исправилась, как только вошла в салон первого класса реактивного лайнера. Раньше я никогда не летала первым классом – не удивляйся, ma chère. Как деловая женщина, я не переставала считать каждый потраченный цент. На мой взгляд, траты вычитаются из доходов. Это мне внушил Иззи. А будут ли доходы? Он всегда боялся, что его перестанут приглашать играть.

И перелеты с Иззи меня не подготовили к реактивным самолетам.

Лайнер редко летал в течение года. Когда мы вошли в салон, я поразилась его вместимости. Потом мы будем летать в Лондон на «Конкорде». При этом я всегда вспоминала о «Титанике», где первый класс был забит сливками общества Нью-Йорка и Лондона. От одной мысли о сосредоточении богатства я занервничала. Ни бесплатная икра, ни шампанское не убедили меня, что я не селедка в бочке. Но все это в будущем.

Реактивный лайнер отличался от других самолетов. В нем я чувствовала себя в безопасности, словно в коконе.

В аэропорту Хитроу в VIP-зоне нас встретил шофер в форме и фуражке и покатил наши горы багажа. В последнюю минуту Граса съездила в торговый центр Неймана Маркуса и обеспечила нам важную сцену прибытия в аэропорт с подходящими пирамидами «его и ее» чемоданов Луи Виттона, украшенными знакомым узором ЛВ. А потом мы сидели одни в кабине «Роллс-Ройса», отгороженные от шофера дымчатым стеклом, пробиваясь сквозь пробки в час пик, и другие машины уступали нам дорогу.

До этого момента я никогда не оставалась с Джимом наедине.

В самолете он почти все время проводил в баре салона первого класса, пил шампанское и общался с другими мужчинами, они пристально рассматривали и оценивали друг друга.

В машине мы сидели молча. Хотелось спать, и раскалывалась голова. День выдался нелегкий: свадьба, банкет и ночной перелет. Мы заказали люкс в отеле «Савой». Я не привыкла к такой роскоши, но она была необходима. После медового месяца мы должны были вернуться в Нью-Йорк новой, самой могущественной парой.

Королевский люкс включал две спальни, каждая с пирамидами чемоданов Луи Виттона и ванной, а между спальнями со вкусом меблированная гостиная и столовая.

Мебель и люстры были родом из belle époque[39].

Джим обходил номер, рассматривая столики-подставки для ламп и пепельницы, а я выглянула на реку Темзу, мрачную и темную под тусклым серо-белым небом, но прямо передо мной в садах отеля было полно деревьев, декоративного кустарника и цветущего рододендрона. В зеленой траве то тут, то там кучками цвели белые и желтые нарциссы.

Головная боль, постоянно преследовавшая меня, отступила.

– Знаешь, Роза, женитьба – великое дело, – сообщил Джим. – Я умею хорошо зарабатывать, а ты, вижу, поможешь хорошо тратить.

Я так и не поняла, то ли он говорит серьезно, то ли на самом деле одобряет мои действия.

– Нам придется останавливаться здесь или в подобных местах, чтобы создать нужный образ в обществе, – ответила я и отвернулась.

Он подошел и стал рядом у окна. Потом схватился за ручку и вышел на балкон.

– Ух ты! – воскликнул он, поворачиваясь ко мне, и на его обычно непроницаемом лице появилась ухмылка. Он казался моложе и удивленно смотрел широко открытыми глазами. Я отнесла это на счет новой стрижки, которую заставила его принять: волосы коротко постригли, и лысина не выделялась, не пряталась под жирными волосами, а была частью стильного целого.

– Выходи сюда.

Я