Вне закона - Валерий Махов

– Алла! Можно тебя на минутку?! – подошел директор «Красной палатки».

– Извините. Нет, – не поворачивая головы, ответила королева.

Королевы бывают и снежными…

Интересная штука память. Ее нельзя отключить, с ней нельзя договориться. В тюрьме она не грела, она пытала и истязала Тумана. Вспоминая, с кем он общался на свободе, с кем дружил и кого любил, что ел и что пил, он начинал медленно сходить с ума. Ему было что вспомнить, ему было о чем жалеть. Поэтому он, сжав зубы, старался жить не прошлым и будущим, а только настоящим. Как можно больше загружать себя черно-серыми буднями зековской жизни и думать только о реально прожитом дне. Странное дело, на свободе, где, казалось бы, и думать о плохом было некогда и незачем, память выдавала на-гора такие перлы, что слабый рассудок уже давно помутился бы…

Этой ночью Туман проснулся в холодном и липком поту от воспоминаний, за счастье забыть которые он, не задумываясь, отдал бы пять лет своей жизни. Но голова не компьютер. И еще нет такой программы, которой можно было бы стереть свое прошлое горе и боль. Игорь вспомнил, как, будучи объявлен во всесоюзный розыск, смог не попасться ментам. Он ходил в форме летчика гражданской авиации. Это было нечто среднее между военным и гражданским. Ни военные, ни милицейские патрули его не останавливали. И только за спиной часто слышал: «Ларису Ивановну хочу». Этой шуткой из «Мимино» весь интерес к нему, как правило, и исчерпывался. А он, пока не уладил свою тему, полгода проходил в синей форме и потом часто пользовался ею, когда решал другие, менее важные вопросы. Форму эту ему подогнал его друг Паша Беленко. Он был командиром грузопассажирского самолета. И в начале 90-х сделал Тумана абсолютно счастливым человеком, каким Игорь чувствовал себя всего несколько раз в жизни. Час самолетного времени тогда стоил восемьсот рублей или что-то в этом роде. Паша предложил Туману вдвоем с любимой слетать в Москву. Туман согласился. Они вылетели в шесть часов утра и где-то через пару часов были в Москве. Походив по магазинам и сходив в театр Сатиры, в двенадцать ночи они уже улетели домой. Именно тогда, в самолете, когда вдвоем с любимой они летели в окружении звезд и в ее огромных от изумления глазах он видел свое отражение в маршальском мундире на голое тело, Игорь чувствовал себя хозяином этой бесконечной ночи. Он помнил это ощущение полного счастья, помнил, как ему хотелось, чтобы этот полет, как и эта ночь, не заканчивались. Туман улыбнулся, вытер пот со лба и перевернулся на другой бок. Чем еще побалует память, будь она трижды благословенна?

Выбор был на самом деле невелик. Либо завалить женщину, которая одним своим запахом открывала Василию целые миры, либо грохнуть Тумана – и конец крепостному праву. Чем больше Вася думал о Тумане, тем привлекательнее для него становилась мысль о том, чтобы одним выстрелом решить все свои проблемы. Денег было заработано достаточно, чтобы купить пару гектаров земли где-нибудь на Рублевке и остаток жизни провести в кресле-качалке под убаюкивающее жужжание трудолюбивых пчел на собственной пасеке.

Если бы Вася был уверен, что Лена примет его предложение и захочет остаться с ним, то Туман уже лежал бы где-нибудь в канаве с простреленной головой. Но у Васи не было уверенности в том, что Лена ответит взаимностью на его порыв. Поэтому он старался сдерживать себя, и это ему пока удавалось. Что же касается Лены, то она переживала момент влюбленности и пыталась растянуть этот кайф, понятный только женщинам.

С одной стороны, Васю тяготила навязчивая опека Тумана, более того, он так и не смог простить ему того страшного подвала, в котором очнулся. К слову, он до сих пор не знал, как оказался там. А с другой стороны, кроме Лениных долгих взглядов и загадочных дурманящих запахов, у Васи не было других доказательств ее к нему расположения.

Вот и сегодня они встретились возле подъезда съемной квартиры, улыбнулись друг другу и зашли в лифт. В лифте от ее запаха Вася чуть не вырубился. Она похлопала его по щекам и с беспокойством спросила: «Вам плохо?» Васе было стыдно и так хорошо, что аж плохо.

Он открыл квартиру и бегом влетел в ванную, чтобы умыться. Брызнув себе в лицо холодной воды, он неожиданно услышал сзади какой-то шорох. Вася застыл, словно парализованный. Если это смерть, то какой же смерти можно желать себе, кроме такой? Если это кайф, так пусть он придет сам. И кайф пришел. Лена подкралась сзади. И это было только начало. Совершенно голая, она с разгону прижалась своим горячим телом к Васиной спине. Вася боялся пошевелиться. Ему казалось, что он видит сон. Но Лена неожиданно сильными руками развернула его к себе и стала быстро расстегивать брюки. Вася стоял дрожа, с закрытыми глазами и не верил самому себе. Она быстро нашла все, что искала. А Вася, перед тем как потерять сознание, сделал свой выбор.

Чем ближе было к развязке, тем страшнее и кошмарнее становились сны. Да и не сны это были вовсе, а скорее бред. Спальня Тумана превратилась в комнату страха. Видения обычно начинались под утро и, придя, уже не уходили. Снились тюрьмы, лагеря, этапы. Снился голод и холод, побои, пытки и унижения. Снились все прелести советской и постсоветской пенитенциарной системы. Игорь боялся умереть в таком сне. Ведь во сне из жизни уходят только праведники. А Туман был жутким грешником. И поэтому страшно боялся умереть в кошмарном сне, попав из ада в ад! В разговорах с Ниной Игорь пытался убедить свою партнершу остановить их совместный бизнес. Бросить все к черту и уехать за бугор. Но Нина только вошла во вкус. Она смеялась над страхами Тумана и говорила, что нельзя обратно вернуть уже один раз проданную дьяволу душу.

– Дай мне, Игорек, всласть налетаться на метле. А безопасность нашего дела – это твои проблемы. Вот и занимайся ими. Я же буду наращивать производство «плебейской радости и лоховского счастья».

Игорь не переставал удивляться переменам, которые произошли с этой женщиной за последнее время. Дома она была прекрасной матерью и нежной бабушкой. На работе – строгой начальницей и известным ученым, а с ним – полублатной, полушухерной козой с повадками бывалой «ковырялки». Изменились ее речь, походка, улыбка. Это было незаконнорожденное дитя порока. Она пугала его и радовала. Радовала жадностью в любви, в работе, в наживе. Пугала тем же.

– Нина, а почему наш первый секс был оральным? – спросил сытый и счастливый Туман, когда объятия наконец разомкнулись и оба, тяжело дыша, долго лежали, думая каждый о своем.

– Потому что, во-первых, мне было нельзя, а во-вторых, я – великая грешница.

– Как Магдалина?

– Нет. Магдалина – раскаявшаяся грешница, а значит, вновь прибывшая праведница. А я грешу с тобой и не каюсь, костенею в грехе. Меня мой грех, наоборот, делает сильной и крылатой, – хрипло рассмеялась ведьма. – Ты помнишь, как в «Энеиде» брехунов, попавших в ад, черти заставляли языками облизывать раскаленные сковородки? А я бы лизать сковородки заставляла любителей орального секса.

– Добрая ты, Нина, и заботливая, ну прямо как власть перед выборами.