Большая нефть - Елена Толстая

— Григорий Александрович, не вижу проблемы, — сказал Елисеев спокойно. И наконец расслабился и даже позволил себе пошутить: — Тем более у моего помбура говорящая фамилия — Болото…

* * *

Помбур с говорящей фамилией страдал как какой-нибудь чеховский персонаж. Скажи кому — засмеют. Поэтому он никому и не говорил. В свободное время глушил плохие мысли чтением классической литературы. Классики занимали его: они ухитрялись вывести Василия из себя настолько, что он даже забывал о собственных сердечных невзгодах. Ну что за слабаки эти герои! Даже Печорин. Вроде толковый парень, а куда приложить себя — не знал. Не говоря уж о всяких там Лаврецких… Да если бы его, Василия, полюбила в ответ такая Лиза, — стал бы он с курвой этой, с женой своей заграничной, знаться? Сиди, дура, в заграницах и не высовывайся… Чушь, в общем.

Наконец Василий решил действовать и отправил Маше телеграмму. Хватит уже ходить вокруг да около. От своей болезни — это Болото без всякого доктора Чехова знал — он видел только одну возможную пилюлю: жениться на Маше, и притом не мешкая. Телеграмма была короткая и деловая. «Предлагаю вступить законный брак тчк Болото».

Ответ пришел через несколько дней. Болото весь извелся за это время. Рисовал себе в мыслях разные ужасы. Стал плохо спать. Однако от алкоголя упорно отказывался. В свое время алкоголь встал между профессиональным боксом и Василием Болото. Василий больше не позволит этой дряни встать между ним и работой, тем более — между ним и Машей… Человек сильней бутылки. Эту мысль вдолбил в упрямую голову Василия один хороший доктор. Правильный был мужик. Теперь на пенсии.

Наконец телеграмма пришла. Болото прочел ее несколько раз и не поверил. Он решил разобраться с проблемой на месте.

Несмотря на свою клятву ни ногой больше в библиотеку не ступать, Василий явился туда под вечер. Не без облегчения он увидел, что Маши нет — только Вера раскладывает на столе какие-то бумажки. Да, это хорошо. Есть время собраться с мыслями. А то увидишь Машу — и как будто тебе кулаком между глаз ударили, сразу искры сыплются.

— Вера, привет, — угрюмо поздоровался Василий.

Она подняла голову, улыбнулась.

— Маша где? — Болото быстро перешел к делу. Лучше уж покончить поскорее со всеми вопросами. Это как в холодную воду, скажем, прыгать.

— Маша здесь. Книжки расставляет.

Услышав голоса, Маша показалась в комнате. Василий втянул ноздрями воздух и, не глядя на Веру, попросил:

— Вер, сходи покури.

— Я ж не курю… — возмутилась Вера. До нее как-то не сразу дошло. — Ах да, — спохватилась она, — я в магазин схожу. Ну конечно. Мне же в магазин надо.

Она быстро обошла Василия и юркнула за стеллажи. Он мгновенно забыл о ее существовании.

Маша, хмурясь, оглядела своего гостя. Так-так, в пиджаке, мятом, но чистом, тщательно выбрит, однако при этом осунулся и как будто похудел.

Василий не позволил Маше задать ни одного вопроса. Сунул ей под нос бумажку:

— Это что?

— Моя телеграмма, — набравшись храбрости, ответила Маша.

«Я не могу выйти за тебя замуж. Маша», — гласила отпечатанная равнодушным телетайпом строчка.

— Как это понимать? — настаивал Василий.

Маша повернулась к нему. Она тоже осунулась — не так-то просто далось ей решение. Мучительно она раздумывала над ним долгими ночами, лежа без сна. Он что, воображает, будто такие решения принимаются просто так, без повода, из женского каприза помучить, поиздеваться? Или, может быть, он считает, что у женщин нет души и женщины не страдают, когда решаются их сердечные дела? Машу тянуло к Василию. Но твердо помнила она и урок своей старой учительницы. Та как-то раз объясняла, почему у Печорина с Бэлой не было будущего:

— Они были не парой. Так же, как и цыганка с тем барином у Лескова в «Очарованном страннике»… Кто читал «Очарованный странник» Лескова?

— Еще не было по программе, — раздался чей-то голос.

А Маша читала. И горестно недоумевала — почему.

После уроков она подошла к учительнице и спросила:

— Что значит «не пара»?

И учительница объяснила… Счастливые браки, сказала она, бывают, когда люди принадлежат к одному кругу. Этим бракам не обязательно предшествует любовь. Потом приходит уважение, а там и до любви недалеко. Такое счастье прочно. Например, у Татьяны и ее генерала. Впрочем, у Татьяны с Онегиным тоже было бы счастье.

— Сейчас ведь не царское время, — удивилась Маша. — Сейчас все равны.

— Вот представь себе, — медленно проговорила учительница, — парня с городской окраины. Закончил восьмилетку, по вечерам ходит гулять с дружками, захаживает на танцы, дерется, конечно… Книг не читает, иногда ходит в кино — смотреть про шпионов. И девушка — учится в университете, живет в центре города, читает художественную литературу, ходит на поэтические вечера. Много ли между ними общего?

И Маша, призадумавшись, поняла: да, тут не возникнет ни взаимопонимания, ни счастья. Они ведь как будто говорят на разных языках.

— Так и следует понимать, Вася, — твердо ответила Маша. — Нет у нас с тобой будущего. Разные мы.

Василий не верил собственным ушам.

— Это и все, что ты можешь сказать после нескольких лет нашего знакомства?

Он с силой швырнул телеграмму на стол. Маша поневоле вздрогнула, сжалась.

— Всю душу ты мне наизнанку вывернула! — в сердцах проговорил Василий и потряс своим большим кулаком, как бы наглядно демонстрируя Маше свои страдания. Потом лицо его приняло подозрительное выражение. — А может, ты на мне эксперименты ставишь? А что? — медленно продолжал он, захваченный новой мыслью. — Я очень много книжного находил в наших с тобой отношениях… Страдания, ревность… А разве нельзя просто — просто любить? — С нескрываемой злостью оглядел он книжные полки. — Шекспир, Достоевский, Чехов… Ну конечно, куда ж без Антон Палыча… Да нет ни одной книжки, в которой отношения между мужчиной и женщиной оканчивались бы хорошо! Ты мне специально такую литературу подбираешь? Жизнь — она ведь другая. Ты попробуй хотя бы раз посмотреть на мир моими глазами…

— Браво, — после паузы произнесла Маша. — Хороший монолог.

Она нарочно так сказала — чтобы побольней и пообидней. Чтобы до него наконец дошло.

И сжалась. Имея дело с Василием, всегда следовало ожидать последствия бурные и внезапные. Конечно, на саму Машу он никогда в жизни не поднял бы руки, но вокруг наверняка вскипел бы ураган.

Однако на сей раз Василий ничего крушить не стал. Протянул ей книгу. «Дворянское гнездо».

— На вот, перечитай. Тут все про тебя написано, — с горечью проговорил он.

И вышел. Просто вышел. Даже дверью не хлопнул.

Маша прижала книгу к груди. В ее глазах стояли слезы.

Почти в тот же миг возникла Вера (она пряталась поблизости, за стеллажами, чтобы в случае опасности прийти к Маше на помощь).