Элиза и Беатриче. История одной дружбы - Сильвия Аваллоне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже сейчас, когда я возвращаюсь в Т. и мне случается разговориться с кем-то, кто в те годы учился в Пасколи, Лоренцо вспоминают как «самого красивого в школе». Чемпион по плаванию, круглый отличник (но совсем не ботаник), неплохие стихи в школьной газете, бесспорный лидер по организации протестов и забастовок на площади, блондин, как Брэд Питт, – и гуляет с Биеллой?!
Это было загадкой для всех, включая меня. А ведь нет ничего хуже, чем быть с человеком, которого ты как будто не заслуживаешь. Я была готова бросить учебу, подниматься каждое утро в четыре часа и разгружать фрукты на рынке, принимать ставки на ипподроме, приползать домой без сил после смены на фабрике – и при этом еще находить ресурсы, чтобы убирать, готовить и достойно встречать его по возвращении с занятий на инженерном факультете. Мечтала о таком будущем, на какое даже моя бабушка не согласилась бы.
Хотя, если уж честно, то чем таким особым мне было жертвовать? Блестящей карьерой? Я вас умоляю. Я же не Беатриче. Я никогда не ощущала эту потребность завоевывать внимание мира. Человечество ничего не потеряло бы, сиди я все время дома с глажкой. Мне было бы достаточно почитать иногда хороший роман в промежутке между стирками. Но Лоренцо постоянно подталкивал меня:
– Это твоя недоразвитая подруга в лучшем случае осядет в шоу «Большой брат». Будет сверкать жопой и нажираться, когда камера не видит. У нее в голове одно дерьмо и сиськи искусственные.
– Не сиськи, а нос.
– Без разницы. А ты – мозг, Эли. Ты станешь первой женщиной-президентом республики. Мы с тобой организуем партию, устроим революцию, как Маркс и Ленин.
Он, без шуток, занимался как сумасшедший. Начал торчать в библиотеке каждый день после уроков, и даже в субботу. И я вместе с ним. Я больше не возвращалась домой на обед; да и кто меня там ждал? Мумия отца? Мумия Беатриче, преследовавшая меня своими фотографиями? Они там оба окуклились, сидя целый день в интернете.
После школы мы с Лоренцо быстренько заезжали на виа Пизакане, брали пиццу навынос, а потом, с трех часов и до закрытия, сидели бок о бок, склонившись за столом, в читальном зале. Я всегда заканчивала первой и оставшееся время бродила среди шкафов, выискивая романы, которые мне по моей просьбе посоветовала синьора Марки. Именно в тот период я открыла, что писателю не обязательно умирать, чтобы прославиться. Можно было продолжать жить, как Рот, Маккарти и особенно Агота Кристоф.
Когда я начала ее «Толстую тетрадь», то словно бы оказалась в каком-то очень знакомом месте. Повествование велось от первого лица множественного числа. Сладострастный и смертельно опасный симбиоз двух личностей. Моя бывшая психоаналитик возликовала бы, вернись я к ней с этим доказательством. Я перечитывала всю трилогию не знаю сколько раз, завороженная этими нездоровыми близнецами, выполняющими одни и те же движения, имеющими одни и те же мысли; и всякий раз, дойдя до страницы, где они расстаются, я принималась реветь. Нет, этого никогда не случится со мной и с Беатриче! Мы состаримся вместе, убеждала я себя. Смотрите: я уже тогда критиковала ее и считала ее интересы – красивое белье и тени для век – пустой тратой времени, а свои – литературное исследование души человеческой – самым возвышенным занятием на свете. Но она обладала этой силой – сверкать, выглядеть так, как мечтает выглядеть любая девушка. И при этом нести в себе тьму, о которой знала только я; такую же, как у меня.
Ближе к вечеру от усиленных занятий наши с Лоренцо тела взрывались. Мы вскакивали – и оказывались в туалете, раздевая друг друга. Библиотека Т. стала нашим домом. Совершенно забытое людьми место: никто здесь не бывал, кроме горстки полуглухих пенсионеров, приходивших полистать газеты. Можно было даже орать. Потому что сентябрь 2004-го для меня означал апокалипсис: перспектива остаться в Т. без Лоренцо убивала. Я никогда не верила в любовь на расстоянии, в особенности провинциальную, выросшую в тесных пространствах, привыкшую к разочарованию. Большой город поглотит Лоренцо, унесет прочь. Дата расставания приближалась, и я все чаще тянула Лоренцо в туалет, писала ему неловкие страстные стихи. Я ни о чем другом не думала, забросила все, и в конце учебного года мой средний балл впервые стал меньше, чем у Беатриче.
Я сопровождала Лоренцо на все три письменных экзамена и часами ждала у лицея, оседлав скутер и глядя на море – в полной уверенности, что без него я пустое место. Присутствовала на устном – блестящее изложение выпускной работы «Коммунизм в философии и истории». С гордостью слушала, как мой юный Тольятти заявляет о необходимости построения свободного, справедливого общества, в котором все внешние различия – классовые, половые – будут ликвидированы и над всем восторжествует творчество. В провинции не только любовь, но и политика вещь очень хрупкая – искренняя, но наивная. Лоренцо выпустился с максимально возможным баллом, и я, конечно, пришла смотреть, как вывешивают результаты: стояла, прилепившись к нему, точно первая леди. А потом наступило лето.
Последнее лето вместе, по моим ощущениям.
Я всю себя посвящала ему, круглые сутки. На пляже, в сосновой роще, по вечерам в какой-нибудь деревеньке вдали от моря, каждый раз новой: Сассетта, Суверето. Мы столько времени проводили на солнце, без зонтов и крема от загара, что я вся покрылась веснушками и потом облезла. Волосы у меня постоянно были в соли. Домой я даже ночевать не приезжала. Мы просто падали на разложенные сиденья превратившегося в свинарник «гольфа», припаркованного у какого-нибудь сточного канала среди полей, с опущенными из-за жары стеклами, пожираемые комарами, страшась, что кто-нибудь станет подглядывать за нами ночью. Но какое же это было прекрасное сумасшествие!
Через какое-то время мы уже не вылезали из купальников. Смешивались с туристами и пробирались в кемпинги, чтобы воспользоваться нормальным умывальником и прополоскать свои тряпочки. Дома мы появлялись лишь для того, чтобы попросить денег и помыться по-настоящему. А заодно опустошить запасы в кладовой и забить трусами стиралку. Мы жили на пиццах, поедаемых прямо из коробки, на мороженом и на красном вине по два евро за бутылку. «Всего год, Элиза, подумаешь! Потом приедешь ко мне». Мы устраивали ночные купания в горячих озерах Сатурнии, жарились на пляжах Кала-Виолине. Иногда я забывала принять таблетку. Но что с того, если в сентябре я убью себя?
Тридцатого августа 2004-го мы завершили наш автопробег по Лацио и Тоскане по десять евро за бензин в день, а
