Розовая мечта - Людмила Григорьевна Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кого тут бояться? Мы в глуши. Мы совсем одни. — Раздевшись, я придвинулась к стенке. — Иди скорей ко мне, мы обнимемся и будем спокойно спать. — Шептала я, лязгая зубами от страха. Тень на балконе стояла перед моими глазами.
«Ну и пусть, — решила я. — Пусть! Если суждено умереть, то лучше это сделать вместе. И постараться победить страх любовью»
…Мы проснулись от солнца: яркие лучи, проникая в приотворенную дверь, полосами лежали на подушке и красно-синем клетчатом пододеяльнике. Я зажмурилась от удовольствия. Вчерашние страхи — лишь гнилые фантомы дождливого вечера. Они сгинули, спрятавшись, как полагается бутафорским призракам, в кладбищенских аллеях. Теплое, живое тело прильнувшего ко мне Юла — это реальность, переполняющая грудь нежностью.
— Ты сегодня совсем другая, девочка… — Он убрал с моего лица волосы. — Тебе так идет солнце… Ведь я никогда не видел тебя летом… Эта кожа словно позолоченная и на волосах — золотая пыль…
— Я солнцепоклонница, Юл. Уж если придумывать какого-то бога, то мой бог — Солнце. Все самое лучшее, все самое прекрасное на земле от солнца. Солнце — это жизнь. Витамины радости. Я от него пьянею… Наверно, мой организм работает на солнечных батарейках. Зимой я выдыхаюсь, а сейчас… Положи сюда руку! — Я прижала ладонь Юла к своей груди. — Чувствуешь энергия пульсирует…
— У меня, как ни странно, тоже. — Он прижался ко мне, доказывая справедливость своих слов…
— Не понимаю, чем мы здесь занимаемся? Со вчерашнего дня нас ждет обед. Вернее, ужин. — Я едва высвободилась от продолжавшего сжимать меня Юла и рассмотрела тарелки на столике. Все было холодным и выглядело неаппетитно. Особенно, сморщенные сосиски и остывший кофе.
— Детка, нам некогда пировать. Перекусим в самолете. — Юл ринулся в душ. Я задумчиво надкусила сосиску, припоминая вчерашний разговор. — Эй, быстрее одевайся, до аэропорта ехать почти час…
— Но у меня же нет американской визы!
— А это видела?
Я рассмотрела загранпаспорт на имя гражданки РФ Строевой с моей фотографией и соответствующими визами.
— Да… ты многому научился в своем офисе.
— Я научился платить деньги за то, что хочу получить. А прежде всего я научился их зарабатывать. Знаешь, что у меня здесь? — Юл кивнул на свой рюкзачок. — Пара носков, трусы и дискеты с банком данных Агентства, которые стоят сотни тысяч долларов. Когда кто-то стер данные моего архива, я обозлился. И сделал так, чтобы влезть в личный компьютер Афанасия. Это было не просто. Но мне удалось извлечь из тайных досье шефа весьма ценные данные. И знаю, где и кому смогу продать их.
— Но ведь это подло! Это шпионаж, перепродажа информации! — Взвилась воспитанная в идеалах патриотизма и личной честности гражданка РФ.
— Это просто бизнес. И «продаю» не цвет нации, а мафию. То, что называется раковой опухолью общества и подлежит уничтожению.
— Кто же сейчас разберет, где честный бизнесмен, а где мафиози… Зачастую они выступают в одном лице…
— Это ты о Сергее? Да, господин Баташов в моем архиве… Но запомни, Слава, есть много способов отличить честного человека от подлеца. Прежде всего, по количеству крови. Даже в борьбе за правое дело один подставит свою грудь, а другой не пожалеет сотню чужих.
— Причем здесь Сергей? Он-то как раз не принадлежит ко второй категории.
— Собирайся. Эти беседы могут стоить нам жизни. — Юл нетерпеливо следил, как я, не глядя, натянула брюки и свитер. Накинув мне на плечи пальто, он шепнул: — И Соню заберем, когда все утрясется.
Я попятилась от него, будто уже здесь, на полу, между окном и дверью пролегала американская граница, граница в неведомую жизнь, которую я не могла пересечь.
— Нет! Нет! Ты все рассчитал неправильно. Это не так!
— Что?
— Все, все! Я не могу стать предательницей, поверив в подлость Сергея. — Прислонившись спиной к балконной двери, я опустила глаза и отшатнулась на цементном полу отчетливо темнели следы крупных мужских ботинок. Легкие, крадущиеся по направлению к комнате, и тяжелые, размашистые — назад, к барьеру.
Значит, мне не померещилось. Значит, они стерегли нас, и видимо уже знали о планах Юла все. Ринувшись ко мне, Юл увидел следы и замер. Наши глаза встретились. Я приложила палец к губам. Потом, вырвав листок из гостиничной книжки, написала: «Нас слышали, лететь нельзя».
Застонав, Юл саданул кулаком об стол и бессильно опустился на стул.
— Ну, ладно. — Сказала я громко и беспечно. — Прогулка кончилась. Мне надо быть в Москве. Да и твой поступок, боюсь, в офисе сочтут слишком романтичным. Рейс, кажется, в 17.30?
Он посмотрел так, будто я подписала ему смертный приговор, и взял мои вещи.
— Номер оплачен за двое суток. Мы могли бы ещё побыть здесь. Прекрасный воздух. И, видимо, последняя возможность подышать.
— И чудесная слышимость… Узнаешь? Неужели это уже соловьи? — Я прильнула к Юлу и мы крепко обнялись, как в последний раз, будто за дверью уже ждал нас некто, готовящий разлуку и гибель.
Где-то в кленовой рощице, окружавшей отель «Корал», робко и нежно посвистывала маленькая птичка.
Глава 31
Думаю, что среди пассажиров рейса Эдинбург-Москва редко попадаются люди, находящиеся в столь паническом состоянии. Спутников, близких по духу, нам было бы легче найти в «черном вороне», транспортирующем к зданию суда членов преступной группировки.
В общем-то, мы все наспех обговорили, подготовив «отступление» на родину, и были, кажется, отчасти разочарованы, что никто не помешал нам вернуться. В аэропорту Чатвик слонялся один подозрительный малый, неуклюже изображавший дикого шотландца — клетчатый килт сидел на нем так, будто под юбкой прятался автомат. Он преспокойно остался пить кофе, когда объявили московский рейс. Мы понуро побрели на посадку в свой отсек.
Бесшумной пули, отравленной иглы я ждала даже на трапе самолета и с удивлением убедилась, что в моей сумочке не оказалось подброшенного убийцами часового механизма. Некто, знавший про нас все, некто, бесшумно ускользнувший с балкона отеля, милостиво отпустил беглецов, зная, что летят они не в рай, а как раз в самое пекло…
Я упрямо спорила с Юлом, настаивая на том, что тут же по приезде в Москву, расскажу Сергею все. Он умолял подождать.
— Слишком все запутано, Слава. Дело не только в банальной измене. Ты собираешься предъявлять серьезные обвинения, которые все-таки надо ещё проверить… Кроме того, теперь мне бы не хотелось, чтобы моя любимая женщина связала жизнь с ходячей мишенью. Знаю, ты по натуре «декабристка», только я пока не герой, ради которого можно