Поддай пару! - Терри Пратчетт

– Э… да… наверное… – проблеял с несчастным видом гном.

Обдумывая свой следующий шаг, Мокриц поглядел по сторонам. Ага, вон там, чуть поодаль, сидел еще один гном, украдкой наблюдая за тем, как Мокриц наблюдает за фальшивым наблюдателем. Лихорадочно соображая, он сосредоточился на испуганном гноме напротив.

– Погоди, я точно тебя где-то видел. У ворот участка, с записной книжечкой? У нас у всех свои записные книжки, дружок, и моя лежит в багаже вот здесь, а у тебя самый чистый дождевик, что мне доводилось видеть. У настоящего наблюдателя дождевик будет весь в грязи и саже… Грязный дождевик – это как удостоверение личности. Только ты ничего не знаешь ни о поездах, ни о наблюдении за поездами, не так ли, господин?

Сказав это, он заметил, как второй гном поднялся с места и беспечно зашагал в другой вагон.

– Ты! Ни с места! – рявкнул Мокриц на гнома напротив, а сам бросился вдогонку за уходящим гномом. Это наконец привлекло внимание остальных пассажиров, и люди заголосили, потому что оставаться безучастными становилось невозможно. Мокриц перекатился, вскочил на ноги и от души пнул гнома своим рабочим башмаком с железной набойкой на мыске, что можно было расценить как настойчивое предложение полежать на земле в корчах боли, даже если на тебе кольчуга.

Мокриц потянулся и дернул за сигнальный шнурок[67], почти невидимый под потолком, и когда поезд с визгом затормозил, крикнул пассажирам:

– Никому не покидать своих мест, разве что вы умеете летать. Совсем скоро к нам придут гости. Дамы и господа, вы еще будете рассказывать об этом внукам.

Подкрепление поспевало с двух концов: темные клерки с одной стороны и Городская Стража с другой. В данную минуту Стража была представлена командором Ваймсом, который оценил ситуацию с одного взгляда и обратился к присутствующим:

– Нет поводов для паники, дамы и господа. У нас на поезде оказался безбилетник, а наш железнодорожный персонал проявляет большую строгость в отношении подобного поведения…

Удивительное дело, но чуть позже в сторожевом вагоне нервозный молодой гном и его угрюмый надсмотрщик разговаривали с Камнелицем, который сидел за столом и внимательно их слушал.

– Итак, господа, что же у нас происходит?

Он достал большой четырехгранный нож. Серьезное оружие, опасное и подлое. Командор с хищной улыбкой обратился к молодому гному, зажатому между двумя стражниками.

– Это – то, что профессиональные убийцы называют рондель, и должен сказать, даже они таким не пользуются. Они считают такое оружие жестоким и вульгарным. И я склонен с ними согласиться. И мне вот что интересно: с какой целью ты пронес это в поезд?

Ваймс повернулся к другому гному, который был прикован к сержанту Дитриту.

– А ты? Какова здесь твоя роль? Мы в движущемся транспорте, в окружении дикой природы, где может произойти все что угодно. И это самое что угодно может произойти с минуты на минуту, если я не услышу ответов на свои вопросы.

Он повернулся к офицеру стражи:

– Фред, Шнобби, юношу в оковы, и оттащите его куда-нибудь в уединенное место, пусть подумает над своим поведением, а я пока продолжу беседовать с этим типом. Кажется, он очень хочет что-то мне рассказать, рассказать ясно, вдумчиво и в деталях, ничего не упуская из виду. Теперь ты, – добавил он, обращаясь уже к Мокрицу. – Тебе я советую возвращаться на свое место. С тобой позже поговорим.

Будучи отпущен и не находя себе лучшего занятия, Мокриц продолжил патрулировать вагоны. До Земфиса было еще далеко, а пейзаж за окнами местами тянулся такой монотонный, что нельзя было описать словами. Чтобы скоротать время, Мокриц побрел к легендарным спальным вагонам первого класса. Не приходилось сомневаться, что к ним приложила руку Юффи. Целая семья анк-морпоркцев вместе со всеми дядюшками и тетушками, дедушками и бабушками и всеми их детишками и, возможно, даже их ослик могли бы свободно разместиться в одном роскошном купе, состоящем из спальни и салона.

А когда Мокриц вернулся обратно в сторожевой вагон, исходив коридоры поезда, и, особо не таясь, постучал, дверь ему открыл Шнобби Шноббс, стражник, который формально был человеком (это подтверждал особый сертификат), но до того был похож на гоблина, что даже встречался с гоблинкой. Дора Гая нередко с ней встречалась и говорила Мокрицу, что Цвета Радуги только зря тратит на Шнобби свои силы.

– Здорово, господин фон Липвиг. Жалко, ты пропустил, как господин Ваймс допрашивал старого гнома. Он засучил рукав, и у подозреваемого крышу сорвало, я даже не шучу. Как увидел метку на запястье командора, ну так и все, крышу-то и сорвало, пообещал ему все на свете рассказать. Во всю жизнь не видал, чтобы кто-то был так напуган, а ведь Ваймс его даже пальцем не тронул. С ходу раскололся, не знаю, как еще это описать. Раскололся. То есть командор и на меня иногда покрикивает, ну там, например, когда я нашел что-то на дороге и не успел вернуть владельцу, вот это все. Ничего серьезного. Но этот гном… Он прямо лужей растекся. Лужей! Ты в Страже не служил, поэтому не знаком с Это-Все-Я Дунканом, ну так вот, этот сознается во всем, если ему налить и пустить в каталажку переночевать, ну и, может, языками почесать с ним и дать сэндвич с ветчиной. Но это садовое украшение – крепко его хватило.

Мокриц огляделся:

– И где они сейчас?

– Там. А со вторым Фред и Ваймс вместе ушли. – Шнобби кивнул в дальний угол сторожевого вагона. – Помнишь эту свою гениальную идею, господин фон Липвиг?

Мокриц задумался.

– Придется уточнить, Шнобби, у меня много гениальных идей.

– А, ну да… Насчет сортировки почты прямо в поезде?

Мокриц, конечно, помнил и знал, что это обязательно сработает. Но Шнобби еще не закончил.

– Короче, есть в этом поезде один такой вагон. С полками, и с корзинками для голубей, и все как положено.

В почтовом вагоне Мокриц нашел командора и его нового маленького друга в компании Фреда Колона. Ваймс оживленно беседовал с молодым гномом и, завидев Мокрица, быстрым жестом показал, что тот может остаться, но пусть не мешает деликатному делу. Не было ни следов борьбы, ни других подозрительных примет, а в проволочных корзинках для голубей угнездились две чашки кофе. Командор убаюкивающим голосом, будто мамка, утешающая карапуза, разыгрывал такую пастораль, слыша которую присмирел сам Мокриц фон Липвиг, аферист, лжец, мошенник, жулик, плут и король витийства, которое змеилось по земле наподобие ядовитой кобры.