Нож сновидений - Роберт Джордан

– Ты решил сделаться моим стражем? – холодно поинтересовалась Туон, увидев палатку.

– Нет, – ответил он. – Я просто хочу почаще тебя видеть.

Свет, это чистая правда! Ну если выкинуть часть про Айз Седай, но во всем остальном – правда! Однако Туон сделала знак Селусии, после чего обе разразились диким хохотом. Справившись со смехом, они направились к выгоревшему фиолетовому фургону с важностью, достойной королевской процессии. Ох уж эти женщины!

В палатке Мэт редко оставался один. После смерти Налесина он взял себе в слуги Лопина, и пухлый тайренец, с квадратным лицом и бородой, спускающейся на грудь, вечно кивал лысой головой и спрашивал, что «милорд» желает откушать или не подать ли «милорду» вина, чая или сушеных фиг в карамели, которые верный слуга где-то раздобыл. Лопин очень гордился своей способностью доставать лакомства тогда, когда это казалось невозможным. Порой он принимался перебирать одежду Мэта, в поисках того, что нужно зачинить, постирать или погладить. И всегда что-то обнаруживалось, хотя Мэту казалось, что стирать или чинит там нечего. Нерим, меланхоличный слуга Талманеса, вечно ходил за Мэтом по пятам, потому что ему – седому тощему кайренцу – было скучно. Мэт никогда не мог понять, как может быть скучно человеку, которому ничего не нужно делать. Нерим постоянно сыпал печальными комментариями, как, должно быть, плохо живется Талманесу без него, и по пять раз в день сетовал, что теперь Талманес наверняка отдал его место кому-нибудь другому и ему, бедняге, приходится сражаться с Лопином за право постирать или заштопать что-нибудь. Он даже с нетерпением ждет очереди натереть ваксой сапоги Мэта!

Ноэл заходил поведать какую-нибудь из своих историй, а Олвер забегал поиграть в камни или в «Змей и Лисиц», когда Туон отказывалась играть с ним. Том приходил пересказать сплетни, услышанные в городах и деревнях, и предпочитал играть в камни, – раздумывая над решающим ходом, он принимался теребить длинные белые усы. Джуилин тоже докладывал о происходящем, но зачастую приводил с собой Аматеру. Бывшая Панарх Тарабона казалась Мэту весьма привлекательной, и он понимал, почему Ловец Воров так ею увлечен. Ее нежные розовые губки просто созданы для поцелуев, и она так льнула к руке Джуилина, словно могла ответить на его чувства. Но ее огромные глаза всегда с ужасом смотрели на фургон Туон, а когда все они были у Мэта в палатке, Джуилину приходилось прилагать все усилия, чтобы при взгляде на Туон и Селусию женщина не падала на колени и не припадала лицом к земле. Аматера поступала так же в присутствии Эгинин, и даже при виде Бетамин и Ситы. То, что бедняжка была да’ковале всего несколько месяцев, заставляло Мэта нервничать. Не собирается же Туон сделать его да’ковале после свадьбы. Правда же?

Вскоре, он запретил всем рассказывать ему слухи о Ранде. Бороться с цветным вихрем в голове было крайне сложно, тем более что верх над видениями он одерживал не чаще, чем проигрывал. Иногда все было нормально, но порой перед Мэтом представали образы Ранда и Мин, которые вели себя крайне непристойно. Тем более что слухи все время оказывались неодинаковыми. Возрожденный Дракон убит Айз Седай, Аша’манами, Шончан и еще какой-нибудь нечистью. Нет, он скрывается, он тайно собирает армию, он совершает великую глупость, или еще что-нибудь в таком духе – новости менялись от деревни к деревне или даже от таверны к таверне. Единственное, что было очевидно, – Ранд больше не в Кайрене и никто понятия не имеет, где же он. Возрожденный Дракон исчез.

Удивительно, насколько алтарские фермеры и деревенские жители обеспокоены этим. Не меньше, чем заезжие торговцы и весь люд, работающий на них. Никто не знает о Возрожденном Драконе ничего, кроме тех баек, что сами постоянно рассказывают, и все же его исчезновение внушает всем страх. Том и Джуилин явно трусили, пока Мэт не запретил им говорить на эту тему. А что, если Возрожденный Дракон действительно мертв? Что тогда будет с миром? Эти вопросы задают люди поутру за завтраком и вечером, перед тем как идти спать. Мэт мог бы сказать им, что Ранд жив, – проклятые видения не дают в этом усомниться, – но вот объяснить, откуда ему это известно, будет куда сложнее. Даже Том и Джуилин с сомнением относятся к истории про цвета. Купцы и все остальные просто сочтут его сумасшедшим. А если даже все вдруг поверят ему, то это только распространит массу лишних слухов, которые могут заставить Шончан пойти по его следу. Убрать эти проклятые цвета из головы – вот все, что Мэту нужно.

После переезда в палатку артисты начали странно посматривать на Мэта, можно сказать, с любопытством. Сначала он бежит с Эгинин, – Лильвин, раз она так просит, – а Домон предположительно является ее слугой, а теперь она выходит замуж за Домона, и Мэт окончательно съезжает из фургона. Часть труппы сочла это хорошей расплатой за то, что Мэт постоянно волочится за Туон, но, как ни странно, не меньшая часть отнеслась к нему с симпатией. Пара мужчин посочувствовали, сославшись на непостоянство женщин, – ну, по крайней мере, когда поблизости не оказалось ни одной представительницы прекрасного пола, – а кое-кто из незамужних дам, гимнасток, акробаток и швей, даже начал поглядывать на Мэта с излишней теплотой. Быть может, это ему и понравилось бы, если бы они не стремились одарить его туманным взглядами в присутствии Туон. В первый раз Мэт так удивился, что у него глаза чуть не выскочили из орбит. А Туон, судя по всему, нашла это очень забавным! Судя по всему. Только дурак может судить о том, что происходит в голове у женщины, по улыбке на ее лице.

Мэт обедал с Туон каждый полдень, когда караван останавливался, и даже стал приходить на вечернюю партию в камни пораньше, чтобы ей приходилось кормить его еще и ужином. Нерушимая истина: если заставишь женщину кормить себя на постоянной основе – значит, ты на пути к победе. Ну, по крайней мере, они вместе обедали, если его пускали в фургон. Однажды вечером Мэт обнаружил, что дверь заперта на засов, и никакие уговоры не заставили Туон с Селусией открыть. Видите ли, днем в фургон залетела птица, а это – невероятно плохое предзнаменование, в честь чего обе решили посвятить вечер молитвам и самосозерцанию, чтобы отвратить грядущее зло. Такое ощущение, что эти двое просто живут суевериями. Туон или Селусия, а то и обе, делали руками странные пассы при виде порванной паутины с сидящим в ней пауком. Туон с серьезным видом пояснила, что убрать паутину можно только выгнав оттуда паука, а иначе это грозит смертью одного из близких в течение месяца. Увидев, что стая птиц кружится на одном месте, парочка пророчила бурю, а преградив пальцем путь веренице муравьев, они засекали, сколько времени понадобится насекомым, чтобы вновь выстроиться друг за другом, после чего сообщали, сколько дней будет стоять хорошая погода. Да, кстати, после известия про птиц – ворон, что хуже всего, – три дня шел дождь, и бурей даже не пахло. Просто противная серая морось.

– Должно быть, Селусия просчиталась с муравьями, – сказала Туон и, изящно изогнув пальцы, поставила камень на доску.

Селусия в белой блузке и коричневом платье с разрезами, наблюдавшая за игрой через плечо госпожи, кивнула. Как всегда, ее золотистые короткие волосы украшал платок, который она носила даже в помещении. Сегодня он был из красно-золотого шелка. Туон же вся была затянута в голубую парчу, – на ней была накидка странного фасона длиной до бедер и юбка с разрезами для верховой езды, такая узкая, что, скорее, напоминала широкие штаны. Каждый раз его будущая жена довольно долго втолковывала швеям, что же она хочет получить в итоге, и почти всегда ее наряд оказывался для Мэта открытием. Очевидно, все ее туалеты скроены по шончанской моде, и у Туон едва ли можно найти платье для верховой езды, которое не вызвало бы бурных обсуждений. Дождь мягко стучал по крыше фургона.