Второе пришествие - Александр Новичков

Перепрыгнув через трехметровый овраг, да еще с завидной легкостью, я обогнул старый раскидистый вяз, нашел взглядом пару грибов, похожих на лисички, и остановился на опушке.

Оттуда начинался луг, за ним холмы с редкими одинокими деревьями. Где‑то там, вдалеке, должен был стоять замок графини Бато.

Я поднял голову и подставил лицо солнечным лучам. Зажмурился от яркого света.

Идея пришла в голову резко, словно мне на голову упало яблоко, как Ньютону, ну или, может, чуть менее оригинально.

Солнечные очки! Нужно воспользоваться солнцезащитными очками, чтобы создать искусственную преграду взгляду девочки. И почему только я не догадался об этом раньше.

Еще на подходе к стоянке я почувствовал напряжение. Было несложно догадаться, что его вызвало. Я, честно говоря, даже не ожидал, что Берта проснется так скоро и выберет для этого столь неподходящий момент.

Герман держал в руке надкушенную булку и во все глаза таращился на девочку. Девочка в ответ таращилась на него. Лилия нашла укрытие за спиной мага и сидела там, притихнув и боясь обернуться.

Я осторожно подошел к ней сзади.

— Не смотри на них, – попросил я. – Им становится страшно. Смотри на меня.

Девочка обернулась. Герман облегченно выдохнул.

— Где я? – неуверенно спросила она. – Как я здесь оказалась?

— Я унес тебя, – спокойно ответил я. – Тебе больше нечего делать в той деревне.

— А мама? – вспомнила девочка. – Что стало с моей мамой?

— Ты была с ней до самого конца…

Берта опустила голову. Я думал, что она всхлипнет. Даже заплачет. Но она не заплакала. Сдержалась.

— Кушать хочу, – сказала она, когда подняла глаза. – И пить…

Я полез в наплечную сумку, вынул припасы, воду и солнечные очки. Но прежде чем начать эксперимент, дождался, пока девочка закончит с завтраком.

— Вот, примерь, – я протянул очки Берте.

— Что это? – Она коснулась пальчиком кончика дужки и отдернула палец. – Гладкое!

— Замри! – Я нацепил очки на ее маленький нос. Они были, конечно, слегка велики девочке, но функцию свою должны были выполнять исправно.

— Ой! Что это? – Берта крутила головой из стороны в сторону, пытаясь понять, что же с ней произошло. Затем указала рукой на небо. – Солнце! Я могу смотреть на солнце и не жмуриться!

— Испытуемые, – я подозвал Германа и Лилию. – Идите сюда.

Неуверенно, недоверчиво, но они все же подошли.

— Смотри на них, – приказал я Берте.

Та послушно повернула голову.

Герман побледнел.

Лилия попятилась.

— Неужели не помогает? – расстроился я.

— П–помогает, – заикнулся Герман. – Прошлого страха уже нет. Но, магистр, что вы сделали с ее головой?

— Ты же не хотел завязывать ей глаза… – пробормотала Лилия. – Говорил, что это жестоко. Зачем ты так… с ребенком?

— Завязывать негуманно, – ответил я, – это я говорил. Но в солнцезащитных очках все прекрасно видно. Не знаю, правда, как пластик перекрывает путь магии, но, кажется, это работает.

— Я все отлично вижу! – неожиданно для всех улыбнулась Берта.

— Магистр, – рассеянно почесал затылок Герман, – вы меня удивляете и ужасаете одновременно…

Шли мы довольно медленно. Вынуждены были. Берта отказывалась торопиться.

Но не из‑за того, что ее тяготила горечь утраты, не из‑за того, что тонкие детские босые ножки не могли быстро идти по лесной тропинке, и даже не потому, что она в один присест умяла почти половину моего недельного запаса провизии. Берта просто не могла идти нормально.

Она крутилась, как волчок, между мной, Лилией и Германом, смотрела в наши лица, заглядывала прямо в глаза. Девочка не могла поверить, что теперь может это делать, боялась упустить этот мимолетный сон, странную блажь. Я понимал, что впервые чужие люди могли отвечать на ее взгляд, но не бледнеть, пятиться и молиться, а улыбаться или гладить ее по голове. Как бы странно это ни звучало, но девочка выглядела счастливой.

Мать Берта, конечно, тоже не забыла. Иногда она останавливалась и опускала взгляд. Я видел, каким становилось ее лицо в эти моменты. Ничто и никогда не сможет восполнить ей эту потерю. Но взамен, возможно, именно взамен она получила кое‑что другое – солнечные очки, ценность которых была не в линзах и не в пластике, а в той возможности, которую они открывали – нормальное общение.

Пригорюнившись лишь на мгновение, она поднимала глаза, губы растягивала в улыбке и снова бежала, например, к Герману, восторженно глядела на него снизу вверх и просила, чтобы он тоже смотрел на нее.

Так в моей престранной компании стало на одного человека больше.

Мы остановились возле ручья. Лицо Берты было хоть и довольным, но грязным, следовало его вымыть. Оставив девочку на безопасном расстоянии от себя, чтобы она могла снять очки и как следует умыться, мы устроили небольшое совещание. Вернее, его продолжение. Вопрос дня звучал так: «Что делать с Бертой?»

— Никаких связей в академии у меня нет! – упирался Герман. – И не просите! При мне вообще ни слова об академии!

— Я знаю, кто может нам помочь, – кивнула Лилия. – Наш придворный чародей. У него есть много знакомых, сильных и опытных магов. Он подскажет, как нам поступить.

— А ему можно доверять? – Для меня это было важно. – Насколько он религиозен?

— Даже не знаю… – задумалась она.

Щелк.

Слабый, но вполне отчетливый щелчок заставил меня насторожиться. За время путешествия я привык к звукам природы, слышал много раз, как хрустит сухая ветка под ногами неосторожного путника, как шуршит листва, и легко определил неестественность услышанного щелчка.

— Вы слышали? – прервал размышления Лилии я.

— Что слышали? – испугалась она.

Герман осмотрелся вокруг и медленно подошел к нам:

— Я ничего не слышал, – шепотом произнес он.

Щелчок раздался вновь.

— Вот, опять – сказал я, – щелчок!

— Ничего не слышу, – пожала плечами Лилия и проверила Берту. Девочка все еще умывалась. Рядом с ней никого не было.

— Подозрительный приглушенный щелчок? – снова спросил я. – Разве вы его не слышали?

— Нет!

И снова что‑то щелкнуло. На этот раз звонче.

— Пойду проверю. – Я сориентировался на слух. – Ждите тут.

Перепрыгнув ручей и перемахнув через несколько кустов репейника, я взобрался на холм и увидел внизу перевернутую набок телегу, лежащую на проселочной дороге, огибающей перелесок. Возле нее валялись какие‑то пухлые тюки, а лошадь, тянущая повозку, была мертва: у нее из шеи и спины торчало несколько стрел с грубым оперением.