Игра Первых - Юлия Качалова

– Хемда ль!!! Я у бил твоего царя!

Всадник на вороном потрясал копьём Одина.

* * *

Человек, крутившийся с мечом, точно у него имелось десяток рук и ног, был заметен издалека. Вихрем мелькали золото волос и белые доспехи, изрядно забрызганные алым. Наседавшая толпа чужеземцев не могла к нему приблизиться, зато каждый его выпад уносил чью-то жизнь. Быстрота и точность ударов Хемдаля вызывали изумление, но мне было не до восторгов. Задыхаясь, я бежал к другу, потерявшему своего златогривого коня, как я Сполоха. Расстояние, разделявшее нас, по-прежнему было слишком велико, а к нему уже приближался всадник на вороном. Нападавших точно ветром сдуло. Хемдаль остановился, утёр лоб тыльной стороной ладони и повернулся к врагу.

Мне снова показалось, что время замерло. Плоскость поля Вигрид словно накренилась. Сдвинулись в сторону разверстые в воплях рты, выпученные глаза, колющие и рубящие руки. Остались лишь двое, застывшие друг против друга. Пеший и конный. Белая кольчуга против чёрной кирасы. Меч против булавы, копья и… талисмана.

«Я спешу к тебе, – рвался из меня крик, – держись!» Сын девяти сестёр, слышавший, как растёт шерсть на овцах, должен услышать и меня! Не успев к одному своему другу, я надеялся хотя бы поспеть к другому. Чтобы убить гадину, которую сам породил, прежде чем она прикончит всех, кто мне дорог!

Змей воткнул копьё в землю, опустил булаву и достал из-под плаща талисман. Губы Хемдаля скривились в презрении. Будь на его месте я, то сказал бы:

– А! Это ты, Ермунганд-вор, обокравший брата!

Возможно, это он и сказал и, сжав обеими руками меч, двинулся навстречу всаднику в чёрной кирасе. Тот крутанул левой рукой, и цепь взвилась, оплетая плечи в белой кольчуге, прижимая локти к бокам. Хемдаль снова что-то презрительно бросил врагу. Будь на его месте я, то сказал бы:

– Ты не умеешь драться честно, Ермунганд-трус!

Возможно, это он и сказал. Змей опустил талисман, подхватил булаву и копьё, не спеша, объехал Хемдаля по кругу и резко швырнул булаву. Тяжёлый железный набалдашник с острыми металлическими шипами вошёл моему другу в правое бедро, вырывая крик боли. Меч, который он держал перед собой, вонзился остриём в землю. Хемдаль повис на нём, упёршись животом в рукоять. Бросив свой меч, я бежал так быстро, как мог. Был уже близко. Видел и слышал все. Перенеся вес на левую ногу и меч, Хемдаль кое-как удерживал шаткое равновесие. Мышцы скованных рук, вцепившихся в рукоять, взбугрились в усилии, он стал выпрямляться. Ветер донёс его хриплые слова:

– Кутайся в плащ, Ермунганд! Если талисман заметит твой брат, пощады тебе не будет!

Всадник на вороном отъехал подальше и поднял руку с копьём.

– На сей раз мой брат тебя не спасёт. Привет тебе от Одина, Хемдаль!

И со всей недюжинной силой Ермунганд метнул оружие. Тут наконец-то подоспел я. Сшиб своего друга с его шатких опор, и копьё, всегда поражающее цель, пронеслось мимо Хемдаля. Оно умчалось туда, откуда ветер нёс исполненный ярости вопль: «Зм-е-ей!» Вскинувшись на локте, я обмер, увидев, как они встретились: копьё, перешибавшее калёное железо, словно солому, и смуглый красавец в волчьей безрукавке, огромными скачками нёсшийся к нам. Остриё пробило кожаный нагрудник, заставив задрожать длинное древко. Фенрир сделал ещё несколько шагов с копьём в груди, гневно указывая мечом на Ермунганда, и рухнул навзничь.

«Считаешь меня чудовищем, Локи? – пришёл из памяти голос Анбоды. – Нет, чудовище мы породили вместе! Я не вёльва, но знаю, один из них вырастет чудовищем! Отдай этих детей мне!» Я прижал к себе младенцев, отступая от великанши: «Ошибаешься, Анбода! Наши мальчики прекрасны! Никто из вас не будет чудовищем, правда, ребятки?» Один малыш едва заметно улыбался, второй сонно сопел.

– Будь ты проклят, Ермунганд! – заревел я, вырывая из ладоней Хемдаля меч. – Будь проклят день, когда ты появился на свет! Будь проклят день, когда я не позволил твоей матери сожрать тебя!

Я пошёл на него, но всадник на вороном даже не посмотрел в мою сторону. Взгляд, полный ужаса, был прикован к брату. Сделав ещё шаг, я понял, что не могу двигаться, точно мои ноги увязли в заговорённом клее. Поле Вигрид стихло, и отовсюду пополз жуткий шёпот, чуждый этому миру – миру пока живых.

– Ермунганд… – вползало в уши из стылой земли, с хмурого неба. – Ты поклялся… не причинять вреда отцу, брату и сестре… поклялся жизнью…

Вокруг Змея стало сгущаться мертвенное свечение. Страшный шёпот усиливался:

– Ты нарушил клятву, Ермунганд… Убил брата…

Вороной, захрапев, замотал головой и упал на колени. Кожа на лице Змея стала вздуваться, пузыри лопались, из них тёк белесый гной, красно-жёлтая жижа, глаза вылезли из орбит. Задыхаясь, Ермунганд содрал с себя шлем вместе с волосами, сорвал с шеи талисман в тщетной надежде развеять заклятие. Но плоть отваливалась от него кусками… Я зажмурился, чтобы не видеть кошмара. Если бы мог, заткнул и уши. Открыл глаза лишь, когда страшный шёпот смолк. Бледно-зелёное свечение исчезло. Рядом с мёртвым конем валялся скелет человека в чёрной кирасе и чёрном плаще.

Я не стал поднимать талисман, прикрытый костлявой кистью. Пусть оберег Фригг или волшебное оружие Анбоды забирает тот, кому нужно. Мне уже не требовались ни оружие, ни обереги.

Бледно-зелёное сияние оставило после себя широкую просеку, заполненную лишь павшими и умирающими. Поодаль по-прежнему кипела битва, похожая на драку богомолов, которые сражаются с откушенными головами, и никак до них не дойдёт, что они уже убиты. Впрочем, мне не было дела до продолжавших истреблять друг друга на поле Вигрид. Я брёл к сыну.

Дошёл, присел рядом. Обтёр ему рот, закрыл глаза. Словно дожидаясь моего прикосновения, гнев сошёл с лица Фенрира. Стало видно, насколько оно юно и красиво. Гладкая кожа ещё хранила тепло, казалось, мой сын просто спит.

– Спасибо за Хель, сынок. Она вернулась от тебя преображённой. Перестала сутулиться, в глазах появился блеск. Как бы я хотел…

Не сомневаюсь, он тоже хотел бы. Я помолчал вместе с ним ещё немного. Затем, заливаясь внутренними слезами, поковылял обратно к Хемдалю. В отличие от сына, мой друг ещё дышал. Но крови из него вытекло столько, что мёрзлая земля отказывалась её впитывать. Черты заострились, Скульд[15] готовилась перерезать его нить.

– Я хотел принять смерть из твоих рук, помнишь?

Ответа я не ждал, но упрямый Сын девяти сестёр всё-таки ответил. Приоткрыл глаза, плеснув напоследок синевой.

– Подержишь?

Он мигнул в знак согласия. Вложив меч в его ладони, я принялся расстёгивать доспех.

ЙА: ФРИГГ

Над великим полем Вигрид, где сошлись дружины асов и рати их врагов, тишина. Ветер стегает по щекам воинов, точно призывает их очнуться и подняться. Но крепок сон воинов, не добудиться их ветру. И тот с досады набрасывается на женщин, которые бродят по полю, словно молчаливые тени нижнего мира. Все они в костюмах валькирий, собирают тела павших и относят к погребальным кострам. Кони с повозками были бы сподручней, но кони шарахаются, а повозки не могут проехать из-за тел. Поэтому у женщин нет помощи. Они ходят в парах, укладывают на носилки тела. Дело долгое и кропотливое.