Трое в лодке (не считая собаки) - Джером Клапка Джером

We did not know what scrambled eggs were, and we fancied that it must be some Red Indian or Sandwich Islands sort of dish that required dances and incantations for its proper cooking. Мы не знали, что такое яичница-болтушка, и думали, что это, должно быть, кушанье краснокожих индейцев или обитателей Сандвичевых островов, изготовление которого требовало плясок и заклинаний. Montmorency went and put his nose over it once, and the fat spluttered up and scalded him, and then he began dancing and cursing. Монморенси один раз подошел к сковороде и сунул в нее нос. Его обожгло брызгами жира, и он тоже начал танцевать и ругаться. Altogether it was one of the most interesting and exciting operations I have ever witnessed. В общем, это была одна из самых интересных и волнующих процедур, которые я когда-либо видел. George and I were both quite sorry when it was over. Мы с Джорджем были прямо-таки огорчены, когда она кончилась. The result was not altogether the success that Harris had anticipated. Результат оказался не столь удачным, как ожидал Гаррис. There seemed so little to show for the business. Плоды работы были уж очень незначительны. Six eggs had gone into the frying-pan, and all that came out was a teaspoonful of burnt and unappetizing looking mess. На сковороде было шесть штук яиц, а получилось не больше чайной ложки какой-то подгоревшей, неаппетитной бурды. Harris said it was the fault of the frying-pan, and thought it would have gone better if we had had a fish-kettle and a gas-stove; and we decided not to attempt the dish again until we had those aids to housekeeping by us. Гаррис сказал, что виновата сковородка, — все вышло бы лучше, будь у нас котелок для варки рыбы и газовая плита. Мы решили не пытаться больше готовить это блюдо, пока у нас не будет вышеназванных хозяйственных принадлежностей. The sun had got more powerful by the time we had finished breakfast, and the wind had dropped, and it was as lovely a morning as one could desire. Когда мы кончили завтракать, солнце уже порядком пригревало. Ветер стих, и более очаровательного утра нельзя было пожелать. Little was in sight to remind us of the nineteenth century; and, as we looked out upon the river in the morning sunlight, we could almost fancy that the centuries between us and that ever-to-be-famous June morning of 1215 had been drawn aside, and that we, English yeomen's sons in homespun cloth, with dirk at belt, were waiting there to witness the writing of that stupendous page of history, the meaning whereof was to be translated to the common people some four hundred and odd years later by one Oliver Cromwell, who had deeply studied it. Мало что вокруг нас напоминало о девятнадцатом веке. Глядя на реку, освещенную утренним солнцем, можно было подумать, что столетия, отделяющие нас от незабываемого июньского утра 1215 года, отошли в сторону и что мы, сыновья английских йоменов, в платье из домотканого сукна, с кинжалами за поясом, ждем здесь, чтобы увидеть, как пишется та потрясающая страница истории, значение которой открыл простым людям через четыреста с лишком лет Оливер Кромвель, так основательно изучивший ее. It is a fine summer morning-sunny, soft, and still. Прекрасное летнее утро — солнечное, теплое и тихое. But through the air there runs a thrill of coming stir. Но в воздухе чувствуется нарастающее волнение. King John has slept at Duncroft Hall, and all the day before the little town of Staines has echoed to the clang of armed men, and the clatter of great horses over its rough stones, and the shouts of captains, and the grim oaths and surly jests of bearded bowmen, billmen, pikemen, and strange-speaking foreign spearmen. Король Иоанн стоит в Данкрафт-Холле, и весь день накануне городок Стэйнс оглашался бряцанием оружия и стуком копыт по мостовой, криком командиров, свирепыми проклятиями и грубыми шутками бородатых лучников, копейщиков, алебардщиков и говорящих на чужом языке иностранных воинов с пиками. Gay-cloaked companies of knights and squires have ridden in, all travel-stained and dusty. В город въезжают группы пестро одетых рыцарей и оруженосцев, они покрыты пылью дальних дорог. And all the evening long the timid townsmen's doors have had to be quick opened to let in rough groups of soldiers, for whom there must be found both board and lodging, and the best of both, or woe betide the house and all within; for the sword is judge and jury, plaintiff and executioner, in these tempestuous times, and pays for what it takes by sparing those from whom it takes it, if it pleases it to do so. И весь вечер испуганные жители должны поспешно открывать двери, чтобы впустить к себе в дом беспорядочную гурьбу солдат, которых надо накормить и разместить, да наилучшим образом, не то горе дому и всем, кто в нем живет, ибо в эти бурные времена меч — сам судья и адвокат, истец и палач, за взятое он платит тем, что оставляет в живых того, у кого берет, если, конечно, захочет. Round the camp-fire in the market-place gather still more of the Barons' troops, and eat and drink deep, and bellow forth roystering drinking songs, and gamble and quarrel as the evening grows and deepens into night. Вечером и до самого наступления ночи на рыночной площади вокруг костров собирается все больше людей из войска баронов; они едят, пьют и орут буйные песни, играют в кости и ссорятся. The firelight sheds quaint shadows on their piled-up arms and on their uncouth forms. Пламя отбрасывает причудливые тени на кучи оружия и на неуклюжие фигуры самих воинов. The children of the town steal round to watch them, wondering; and brawny country