Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

Вступление советских войск на территорию прибалтийских стран явилось импульсом для активизации борьбы против фашистских режимов. Как отмечалось в докладе А. Дризула 8 июля 1989 года, «в феврале 1939 года, задолго до начала войны и заключения договоров, в Риге нелегально под руководством Я. Калнберзина собралась XXVI конференция Коммунистической партии Латвии, которая выработала платформу антифашистского Народного фронта, получившую одобрение Социалистической рабоче-крестьянской партии Латвии и Союза трудовой молодежи Латвии, с общей целью свержения диктатуры Ульманиса, завоевания демократических свобод и создания революционного правительства Народного фронта. Компартия Латвии указывала, что первой задачей после свержения режима Ульманиса будет «укрепление демократического строя и реализация платформы Народного фронта». На пленарном заседании ЦК Компартии Латвии 3 марта 1940 года была выдвинута задача — свержение правительства Ульманиса и замена его правительством Народного фронта». Аналогичные решения принимались и другими компартиями в Прибалтике.

В воззвании, опубликованном в апреле 1940 года, Компартия Эстонии исходила из того, что сами по себе внешние обстоятельства или внешние силы не смогут осуществить означенные выше цели. («Ошибаются те «оптимисты», которые считают, что победа придет сама собой, что ее принесут нам какие-то посторонние силы».) Воззвание констатировало усиление полицейских репрессий. Отмечая, что эстонские коммунисты «понесли относительно больше жертв, чем любая другая коммунистическая партия», КПЭ призывала своих членов «организовать трудовой народ на борьбу за свои ближайшие требования, что неизбежно приведет их к борьбе против диктатуры Пятса — Лайдонера — Улуотса».

Используя легальные возможности профсоюзов и других общественных организаций, а также подпольные методы борьбы, коммунисты Прибалтики вели агитацию за свержение диктатур Пятса, Ульманиса, Сметоны и установление народного строя. Как отмечал А. Дризул, в Латвии «в 1939 году листовки и воззвания Народного фронта распространялись на рижских предприятиях, их расклеивали в рабочих районах на стенах домов или бросали в почтовые ящики… Кратковременными забастовками и летучими митингами… рабочие Риги отметили день 1 Мая, а также 22-ю годовщину Октября». Карательный орган режима Ульманиса — Политуправление — «в своем обзоре в конце 1939 года указывал: «Рабочие многих фабрик в своих разговорах высказываются, что при существующих условиях рабочий класс рано или поздно выйдет как победитель на путь революции».

Агитация против правительства Ульманиса оказывала свое влияние на массы. Судя по числу жертв полицейских репрессий в Латвии, поддержка антифашистских лозунгов выходила далеко за пределы небольшого круга коммунистов и комсомольцев. Только с января по май 1940 года в Латвии было репрессировано около 3700 человек, из них в Риге — 2100. Аналогичные процессы происходили и в двух других прибалтийских республиках.

Еще более способствовал нарастанию оппозиционных настроений резкий рост антинемецких и антигитлеровских настроений среди широких слоев населения. По словам латвийского историка Э. Жагарса, «у населения Латвии тяжелое впечатление оставила оккупация Дании и Норвегии в апреле 1940 года… разгром Голландии, Бельгии, Франции в мае-июне 1940 года. Военный атташе Латвии в Германии А. Пленснер, которому (вместе с атташе других стран) гитлеровцы показали разгромленные бельгийские укрепления, писал о полной бесполезности для малых стран сопротивления агрессору. Куда после разгрома Франции двинется Гитлер и его вермахт? Этот вопрос волновал советское руководство, народы Прибалтики и их правительства».

Осознание, что фашистские правительства Прибалтики готовы вступить в сделку с Гитлером и установить в этом крае режим, подобный тому, который нацисты установили в Польше, Дании, Норвегии, Голландии, способствовало активизации антиправительственных настроений. Вступление Красной Армии в страны Прибалтики, как справедливо отмечал Э. Жагарс, «явилось своеобразным катализатором. С вступлением частей Красной Армии резко изменилось соотношение классовых сил… 17–20 июня 1940 года — четыре дня — это дни глубокой агонии фашистского режима Ульманиса. Вся власть в его руках: в боевой готовности армия, на улицах полиция и айзсарги. Ульманисом введено осадное положение. Против кого? Против рабочего класса Латвии. Это последние попытки спасти буржуазный строй. «Оставайтесь все на своих местах. Я остаюсь на своем месте», — призывал диктатор в речи 17 июня 1940 года. Но это были тщетные попытки. Если бы в Латвии не было революционной ситуации, то не было бы событий 17 июня 1940 года в Риге, событий 19–20 июня 1940 года в Лиепае. Откуда взялись тысячи участников демонстраций протеста? Почему коммунистам в считаные часы удалось вывести на улицы более 100 тысяч рабочих? Эти силы созрели в условиях революционной ситуации. В одном потоке слились социалистические и антифашистские силы, созданный коммунистами и левыми социал-демократами за годы подполья революционный актив».

В эти дни, по словам А. Дризула, «буржуазные политики обратились за поддержкой к эмиссару Москвы А.Я. Вышинскому», которому западные историки приписывают ведущую роль в свержении Ульманиса. Последовавшие события убедили многих в том, что первоначальные действия Вышинского, Жданова и Деканозова в Прибалтике должны были прикрыть следующую стадию плана по включению Прибалтики в СССР в ближайшие же дни. Однако многое свидетельствует о том, что события носили более сложный характер. Первые планы Советского правительства исходили из стремления поставить во главе трех республик просоветские, но не советские правительства. И лишь затем они претерпели изменения как под влиянием резких внутриполитических перемен в Прибалтике, так и международных обстоятельств. Советское правительство могло опасаться того, что Германия, увидев слишком быструю «советизацию» Прибалтики, может ускорить неминуемое нападение на СССР.

Такие опасения имели свои основания. 15 июня Молотов вызвал Шуленбурга и официально сообщил ему о вступлении советских войск в Прибалтику. Эта новость была неприятной неожиданностью для германского посла. Как отмечал У. Ширер, действия СССР «были унижением для Гитлера, но, так как он пытался организовать вторжение в Англию, он ничего не мог поделать по этому поводу». Гитлер понимал, что вступление советских войск в Прибалтику наносит серьезный удар по немецким планам похода на Восток. (Эта реакция Гитлера лишний раз свидетельствует о вздорности заявлений о том, что «пакт Молотова — Риббентропа» передал Прибалтику Советскому Союзу. Если бы было так, то с чего бы фюреру возмущаться событию, о котором было якобы договорено еще 9 месяцев назад.)

Ощутив неблагоприятную реакцию Берлина, Советское правительство постаралось успокоить германское правительство. 22 июня ТАСС опубликовал заявление, в котором сообщалось о том, что в Прибалтике размещено не более 18–20 советских дивизий и что «слухи и пропаганда не смогут подорвать добрососедские отношения между СССР и Германией».

Появление в Вильнюсе, Риге и Таллине коммунистических правительств могло бы вызвать отрицательную реакцию Берлина. Однако подъем народных выступлений в Прибалтике вносил коррективы в эти расчеты, учитывавшие лишь внешнеполитические соображения. Как свидетельствует участник событий 1940 года А. Зандман, лозунги о «демократическом правительстве», которых придерживалась до сих пор Компартия Латвии, после событий 17–20 июня уже казались неуместными и устаревшими для коммунистов и сочувствовавших им людей.