Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? - Юрий Емельянов

В течение 18, 19, 20 июня продолжалось вступление в Эстонию и размещение там советских войск. В обзоре отмечалось, что «всюду, где только появлялись бойцы и командиры Красной Армии, их тепло встречали, приветствовали трудящиеся Эстонии… Маршируя стройным шагом, красноармейцы распевали песни, и к ним присоединялись эстонцы — рабочие и молодежь… В течение этих дней у здания посольства и по улицам города не прекращается пение советских революционных песен, таких как «Каховка», «Москва», «Песня о Родине», «Тачанка», «Конармейская». После того как войска Советского Союза вступили в Эстонию и когда по всей стране стало известно об отставке правительства, в народе пробудилось оживление и дух поднятого настроения — ликование».

Во многих городах Прибалтики население с энтузиазмом встретило советские войска. Это отношение населения к Красной Армии вызвало взрыв раздражения среди властей, и полиция Пятса и Ульманиса беспощадно разгоняла демонстрации солидарности с красноармейскими частями.

Участник этих событий в Риге П. Черковский вспоминал: «На Привокзальной площади было море народа… Два танка были сплошь устланы цветами. Цветы бросали на танки еще и еще. Вдруг около вокзала прозвучали выстрелы. Полиция старалась рассеять демонстрантов». При разгоне демонстрации в Риге было ранено 29 человек, из них двое скончались. Полицейская расправа вызвала всеобщее возмущение в Латвии.

Аналогичные действия предпринимали и эстонские власти. Под видом помощи вступающим советским войскам по приказу Лайдонера полиция разгоняла митинги и арестовывала ораторов, выступавших с приветствиями в адрес Красной Армии. В этой связи уполномоченный Москвы А. Жданов, прибывший в Эстонию для переговоров по формированию правительства, запрашивал: «Не следует ли вмешаться в это дело или оставить до нового правительства?»

Только после получения сообщений из Риги о жертвах полицейских расправ и о разгонах демонстраций в Эстонии Советское правительство решило пресечь эти действия полиции Пятса и Ульманиса. В ответной телеграмме В.М. Молотов 20 июня писал: «Надо твердо сказать эстонцам, чтобы они не мешали населению демонстрировать свои хорошие чувства к СССР и Красной Армии. При этом намекнуть, что в случае стрельбы в демонстрантов советские войска возьмут демонстрантов под свою защиту».

Тем временем уполномоченные СССР А. Вышинский, А. Жданов, В. Деканозов, прибывшие соответственно в Ригу, Таллин и Вильнюс, вели переговоры с правящими кругами трех республик о формировании правительств. Проявляя готовность поставить во главе правительства лицо, устраивавшее Москву, К. Пяте в то же время старался подобрать кандидатуру из правящей элиты. А. Жданов явно не был готов к ответу, когда К, Пяте предложил эстонского посланника в Москве Рея в качестве кандидата на пост премьер-министра. В телеграмме в НКИД СССР A.A. Жданов сообщал: «От обсуждения вопроса о Рее я уклонился под предлогом необходимости изучить обстановку, сказав вскользь, что Рей чересчур тесно связан со старым правительством». Видимо, к моменту своего прибытия в прибалтийские столицы уполномоченные Москвы еще не определили точно тех лиц, которые могли бы занять места в правительстве.

Как сообщал на научной конференции латвийских историков в июле 1988 года А. Дризул, в эти дни в Латвии «представители буржуазных партий, стремясь сохранить господство буржуазии, пытались составить коалиционное буржуазное правительство и передать пост президента государства П. Калныню, бывшему председателю сейма. По их расчетам, такая смена президента и правительства должна была удержать народные массы от революции». В этой связи А. Дризул подчеркивал: «По свидетельству поэта А. Кеныня, бывшего в 1931–1933 годах в буржуазных правительствах Латвии министром образования и юстиции, после его разговора с А.Я. Вышинским последний обещал поддержать эти планы».

После консультации с Деканозовым премьер-министром и министром иностранных дел Литвы был назначен Винкас Креве-Мицкевичус. Министром финансов стал Эрнестас Галанаускас, занимавший тот же пост в предыдущем кабинете А. Меркиса. Единственный коммунист в новом правительстве Литвы занял пост министра внутренних дел.

Как правило, работники полпредств в трех прибалтийских столицах рекомендовали кандидатов в члены правительств, которые были известны им как сторонники сотрудничества с СССР, но, разделяя левые убеждения, не являлись членами компартий. Таким был, например, доктор Иоганес Варес, врач по образованию и профессии, которого советское полпредство рекомендовало на пост премьер-министра. Варес являлся видным эстонским писателем (писал под псевдонимом Барбарус). Принадлежа к левому крылу социалистов, он был членом Общества эстонско-советской дружбы. Его книга «Путевые заметки», в которой он дружелюбно характеризовал СССР, вызвала негативную реакцию правительства.

Среди предложенных кандидатов в состав нового эстонского правительства преобладали левые социалисты, члены фракции «Трудового народа» Государственной думы (И. Варес, министр иностранных дел Н. Андрезен, министр внутренних дел М. Унт, министр юстиции Б. Сепп). Немало было беспартийных (министр просвещения И. Семпер, министр хозяйства Ю. Нихтил, заместитель премьер-министра Г. Круус, военный министр генерал Т. Ромберг). Многие из министров занимались литературной деятельностью, группируясь вокруг журнала «Лооминг» («Творчество»). По оценке полпредства, население одобрительно отзывалось «о качествах и популярности членов нового правительства, за исключением командующего армией Ионсона, о котором говорят как о человеке, не находившемся свыше 15 лет в трезвом состоянии».

Отставка правительства вызвала всеобщее возбуждение в стране. Вопреки приказу главнокомандующего армии генерала Лайдонера по всей республике проходили собрания и митинги. Как констатировал К.Н. Никитин, «слух, что Советское правительство участвует в организации правительства Эстонии, проник во все самые глухие уголки и везде встретил сочувственный отклик, но в некоторых городах он преломился совершенно неправильно. Часть людей не поняла нашей политики и смену правительства расценила как революцию и в демонстрацию внесла элементы Октября».

«Элементы Октября» вносили прежде всего члены коммунистических партий Эстонии, Латвии, Литвы. После многолетних репрессий эти партии были немногочисленны (в Компартии Литвы — около 1500 членов, в Компартии Латвии — около 1000 членов, в Компартии Эстонии — 133 члена). Успех их деятельности был возможен лишь при условии широкой поддержки народных масс. Выступая на научной сессии латвийских историков в 1988 году, бывший второй секретарь ЦК Союза трудовой молодежи Латвии Э. Берклав не был склонен преувеличивать возможности латвийских коммунистов и комсомольцев 1939–1940 годов. Как отмечал Э. Берклав, «в рядах Союза трудовой молодежи в то время по всей Латвии было 250, самое большее 300 членов. Коммунистов было примерно 500, может быть, 600 человек. Это и были, пожалуй, единственные, принимаемые всерьез силы против правительства Ульманиса, в распоряжении которого были хорошо обученная армия, большое количество айзеаргов (к июню 1940 года в рядах айзеаргов насчитывалось 45 тысяч человек, в женской организации айзаргов, именовавшихся «айзсардес», было 12 тысяч, в молодежной организации, так называемых яунсаргов, — 11 тысяч. — Авт.), полиция. Мне кажется, что в таких условиях даже смешно с такими силами говорить о какой-то революционной ситуации, о намерении свергнуть существующую власть. Правда, мы, подпольщики, призывали это делать, и призывали честно, такова, несомненно, была наша цель. Но всерьез мы об этом не думали, так как были достаточно разумны, понимали, что с такими силами, какие были у нас, бороться за свержение власти, конечно, несерьезно. Может быть, можно рассуждать так, что народные массы были более революционными, чем мы, подпольщики… Правда, значительной части народа действительно не нравилось, что Ульманис ликвидировал политические партии, закрыл демократическую прессу, но экономическое положение в Латвии в то время существенно не изменилось».