Другая женщина - Сэнди Джонс

– Тебе что-то не нравится? – осведомился он, наступая на Адама.

– Себ, ну хватит, – умоляла я, глядя, как Адам с недоверчивым видом выпрямляется во весь рост.

Я потащила Себа назад, и он усмехнулся.

– Не думал, что у тебя хватит на это духу, – прошипел Адам. Уж не знаю, кого из нас он имел в виду.

– Она для тебя слишком хороша, – заявил Себ, но я уже выводила его из комнаты.

Когда я вернулась из роддома, привезя с собой Поппи, к нам домой неиссякаемым потоком хлынули гости, постоянно сменявшие друг друга. Мои родители, Пиппа, Себ, даже Джеймс – все они объявлялись с розовой корзинкой, полной всякой всячины. «Молодец», – нежно произнес Джеймс, целуя меня в лоб – точно так же, как меня поцеловал Адам в операционной, когда Поппи наконец извлекли из моего живота. О наших планах рожать в воде пришлось забыть, когда после шестнадцати часов схваток выяснилось, что затянувшиеся роды опасны для Поппи.

Я была как в тумане, но всех приветствовала очень радушно. И все это время я со страхом ожидала визита Памми. Она не хотела приходить на протяжении первых трех дней, потому что простудилась и боялась заразить ребенка. Но я прямо-таки желала, чтобы она поскорее явилась. Чтобы поскорее от нее отделаться. Чтобы потом расслабиться и насладиться общением с Поппи.

– Не возражаешь, если мама завтра приедет? – спросил Адам как раз в тот момент, когда от нас выходила Пиппа. – Скорее всего, она переночует, а утром я ее отвезу.

Я застонала:

– Знаешь, я совсем вымоталась. Давай ты ее отвезешь уже вечером, перед чаем?

– Ну ладно тебе, Эм, – проговорил он. – У нее никогда не было внуков или внучек, эта первая. Не говоря уж о том, что все, кроме мамы, с ней познакомились. Может, она даже окажется нам полезной.

Именно этого я и боялась. Я посмотрела на идеальное личико Поппи, на ее большие глаза, глядящие вверх, на меня. И почувствовала, как дрожь пробежала по телу.

– Я бы предпочла, чтобы она уже вечером поехала домой, – произнесла я. – Пожалуйста.

– Я ей сейчас позвоню, узнаю, что к чему, – отозвался он. – Если она не попросится переночевать, я не стану ей предлагать.

Даже еще до того, как он вернулся в комнату, я уже знала, что разговор повернулся не так, как мне хотелось.

– В общем, я заеду за ней где-то в полдень, а на другое утро отвезу ее обратно, – сообщил он.

– Ты очень постарался, – негромко проворчала я.

Если он меня и услышал, то никак не отреагировал.

– Ну, а я сегодня еще заскочу в паб – отметить рождение младенца, все такое, – добавил он. – Ты ведь не против, верно?

Он спрашивает меня – или просто ставит в известность? В любом случае он выразил это так, что я выглядела бы ревнивой собственницей с манией контроля, если бы посмела сказать «нет, я против».

– Почему у тебя такое лицо? – спросил он напряженным голосом. – Господи, да я просто чуть-чуть выпью.

Забавно: я даже ничего не сказала, но он все равно с удовольствием затевал спор сам с собой, словно тем самым мог узаконить свой поход в паб.

– А когда об этом договаривались? – спросила я.

Он неодобрительно хмыкнул: мой вопрос ему явно не понравился.

– Кажется, вчера, – ответил он. – Майк предложил выпить, а все остальные просто присоседились. Это вроде ритуала. Типа инициации.

Я отлично знала про эту традицию и совершенно не понимала, почему он пытался как-то оправдываться – даже не передо мной, а перед собой. Я буквально ощетинилась. И не потому, что он собирался пойти посидеть с друзьями, а потому, что ушел из-за этого в глухую оборону. Он явно чувствовал себя виноватым, но пытался свалить вину на меня, представив себя положительным героем, а меня – злодейкой.

– Ну и отлично, – произнесла я равнодушным тоном. – Только постарайся не очень задерживаться. Мне не помешает кое-какая помощь, надо ведь подготовиться к приезду твоей мамы.

Но была уже полночь, а он все не возвращался. Я решила, что в такое время вполне разумно будет все-таки позвонить ему. Поппи никак не хотела угомониться. Я разрывалась между кормлением, укачиванием и купанием, времени на что-нибудь еще у меня не оставалось.

– Я перезвоню, – невнятно выговорил он, ответив на четвертом гудке. На заднем плане слышалась разноголосая болтовня, звон бокалов, грохот музыки.

– Адам?

Но он уже разъединился.

Прошло десять минут, но он так со мной и не связался. Пришлось снова звонить ему самой.

– Ну. – Вот и все, что он сумел из себя выдавить. Теперь вокруг него было потише, и я слышала, как его дыхание время от времени пресекается, словно он что-то втягивает в себя и потом выдыхает.

– Адам?

– Да, – нетерпеливо бросил он, словно куда-то торопился. – Что такое?

Я изо всех сил пыталась сохранять хладнокровие, хотя Поппи надрывалась, и моему мозгу, с недавних пор включившему материнский режим, лишь с огромным трудом удавалось как-то укладывать все происходящее в должную перспективу.

– Просто хотела узнать, долго ли ты еще, – пояснила я.

– Зачем? Я что-то пропускаю? – осведомился он.

Я заставила себя дышать глубоко и ровно.

– Нет, я просто хотела понять, ложиться мне или нет.

– Ты что же, притомилась? – По его тону я чувствовала, что он пытается острить.

– Да, совершенно вымоталась.

– Так чего же ты ждешь?

– Ладно, проехали. – Терпение мое истощалось. – Делай как знаешь, черт побери.

– Спасибо, так и сделаю.

Вот какие слова я успела услышать, прежде чем разъединиться.

Конечно, я могла бы закатить ему истерику, но он слишком набрался, чтобы до него дошло. И потом, я только сама больше расстроюсь. Пускай торчит там сколько хочет, раз уж ему приспичило быть занозой в заднице. В пьяном виде он будет мне только мешать, а у меня и так полно забот: вот-вот явится Памми.

Я наконец уложила Поппи, и инстинкт – вот уж безумие – заставил меня обежать квартиру, чтобы убедиться, что перед ее приездом все в ажуре. Я не хотела давать ей повод для того, чтобы подначивать меня, перечисляя все, что я не делаю правильно, и все, что я делаю совершенно неправильно. Но когда я пыталась расправить покрывало поверх одеяла в гостевой спальне, я почувствовала, что швы у меня на животе вот-вот разойдутся, и невольно задалась вопросом, зачем я, собственно, так стараюсь. Ей не нужны причины для того, чтобы унижать меня. Если она не найдет причин, она их выдумает.

Адам явился домой в самом начале четвертого утра – с таким грохотом, что разбудил Поппи, которая принялась плакать и ревела до следующего кормления.