Музыка ветра - Карен Уайт

– Я прекрасно знаю, что это такое! – отрезала Мерит, не отводя глаз от машинки. – Я просто… – Она взглянула на Лорелею. – Но почему она здесь?

– У нас дома хранилась одна ваша семейная фотография. Вы с мамой сидите на кухне, рядом стоит швейная машинка, а вы явно занимаетесь каким-то рукоделием. Вот я и подумала…

Лорелея сконфуженно умолкла, заметив, как заблестели слезы на глазах Мерит. Не допустила ли она непростительную ошибку, купив эту машинку?

Но вот Мерит заговорила, тщательно подбирая каждое слово:

– Та машинка была не наша. Она принадлежала ее матери, моей бабушке. – Слабая улыбка осветила ее лицо. – Мама, конечно, немного шила, но вот бабуля… та была настоящий спец в швейном деле. Она даже могла на машинке вышивать монограммы. И они выглядели так, будто вышиты вручную. Она умела все. Чистая правда! Наверное, поэтому и я стала проявлять интерес к шитью. Меня особенно поражало, с какой ловкостью бабушка управляется с машинкой. А ведь у нее не действовали два пальца на правой руке. Нерв, что ли, был задет… Или что-то еще… Но у нее все равно получалось по высшему классу, даже и без этих двух пальцев.

Мерит осторожно прошлась ладонью по головке машинки. Будто незнакомого пса гладит, боясь, что он сейчас укусит, подумала Лорелея, глядя на падчерицу.

– После смерти мамы бабушка переехала поближе к нам. Приглядывала за мной, пока папа был в рейсе. А потом в один прекрасный день… – Мерит повернулась к мачехе и глянула на нее невидящим взглядом. – Все произошло так странно, хотя я и не помню всех подробностей. Столько лет уж минуло… Да я и не задумывалась над этим. – Она отерла свои глаза ребрами ладоней. – Однажды бабушка получила по почте небольшую бандероль, к которой прилагалось письмо. В бандероли был носовой платок, украшенный монограммой, которую, скорее всего, когда-то вышила моя бабушка. Она все вышвырнула вон, а потом зачехлила машинку, и больше я эту машинку никогда не видела. С тех пор мы с бабушкой перестали заниматься рукоделием.

– А что такого было в том письме?

Мерит пожала плечами.

– Понятия не имею. Бабушка разорвала письмо на мелкие кусочки, потом сгребла их все в кучу и положила вместе с носовым платком обратно в пакет. И заплакала. Я никогда не видела ее плачущей. Она всегда говорила мне, что слезы – это удел слабовольных людей. А потому я никогда не показывала своих слез. А потом привыкла и вовсе обходиться без них. Вся эта история начисто выветрилась из моей памяти. До этого дня…

Лорелея переступила босыми ногами с места на место, не совсем понимая, что ей делать дальше.

– Я уже сказала, если эта машинка вам не нравится, я ее с легкостью продам.

Мерит снова устремила свой взгляд на машинку, но руками больше ее не трогала. В этот момент она была похожа на юную девушку, которой только что преподнесли в дар по случаю помолвки кольцо с огромным бриллиантом, а она еще не вполне уверена в том, хочет ли она вообще замуж.

– А почему вы ее купили мне? – спросила она тихим голосом.

Лорелея молча пожала плечами и тут же вспомнила, что она записала в свою тетрадь в тот самый первый день, когда увидела Мерит. Тогда молодая женщина показалась ей похожей на раненое животное, которое изо дня в день, и так долгие годы, тщетно зализывает свои раны, а они все никак не заживают. Лучше перевернуть страницу и начать все с чистого листа, чем снова и снова перечитывать старые записи.

– Ваш отец часто рассказывал мне, каким творческим ребенком вы были в детстве. Могли смастерить что угодно. А потом вдруг резко перестали. Вот я и подумала… А почему бы снова не заняться тем, что вам когда-то нравилось?

Мерит уставилась на Лорелею долгим немигающим взглядом, от которого та почувствовала себя очень неуютно. А когда она начинала нервничать, то тотчас же принималась говорить, и слова лились из нее рекой.

– Вы ведь решили начать новую жизнь, не так ли? Приехали в новый для себя город, поселись в новом доме, вас сегодня окружают новые люди. И даже работа у вас будет новой. Так, может, вы наконец забудете о том, что именно побудило вас забросить свои любимые занятия, и снова с радостью приметесь за старые увлечения? Ведь когда-то же они доставляли вам радость, не правда ли?

– Радость? – эхом повторила за ней Мерит таким тоном, будто она впервые услышала это слово.

– Как на Рождество. Да, мама? – Оуэн склонился над швейной машинкой и стал внимательно разглядывать ее со всех сторон. – Радость – это когда ты счастлив, – пояснил он сестре. – Вот я, к примеру, всегда радуюсь, когда мне удается смастерить из моего набора лего что-то новенькое.

– Вы, наверное, решили, что я чересчур чувствительная особа, да? – тихо обронила Мерит.

– Вовсе нет! Ничего подобного! Просто мне попалась на глаза эта машинка, и я подумала…

Мерит взяла машинку в руки, и Лорелея затаила дыхание. Сейчас грохнет об пол, мелькнуло у нее. И явственно представила себе, как разлетятся в разные углы комнаты все эти шпульки, как покатятся катушки с нитками по деревянном полу, оставляя за собой следы в виде ниток. Ярко-красная нить, похожая издали на длинный тонкий порез.

– Поставлю ее в столовой на тот столик, что стоит перед окном, выходящим в сад. Там столько солнца по утрам, – пояснила Мерит на ходу, не поворачивая головы. Но полпути к столовой она вдруг остановилась и бросила коротко: – Спасибо! – Потом еще немного постояла, словно хотела добавить что-то еще, но в последний момент передумала и понесла свою машинку дальше, в заднюю часть дома.

– Очень хорошо! – бросила ей вдогонку Лорелея, понимая, что только что она совершила доброе дело. Наверняка Роберт в этот момент смотрел на них сверху и тоже все видел. И он одобрил ее поступок.

Она обняла сына за плечи и привлекла его к себе.

– Пошли, сынок! Пора накрывать на стол. Надо бы еще что-нибудь сварганить на скорую руку… Помимо тех омаров, которые приготовит нам Мерит. Только ей об этом ни слова, ладно? Но если честно, то лично у меня большие сомнения насчет ее кулинарных способностей. Так что придется добавить к меню пару закусок, чтобы не помереть с голоду.

Оуэн негромко прыснул от смеха, прикрыв рот ладошкой. Впервые за долгие-долгие месяцы Лорелея почти поверила в то, что наконец-то она выбралась на ровную дорогу и все испытания последнего времени, выпавшие на ее долю, остались уже позади. Лишь бы в конце этого пути ей не перегородил дорогу какой-нибудь отвесный утес. Или скала, на которую никак не вскарабкаешься.

Лорелея аккуратно вытерла рот салфеткой, незаметно переложив на нее то, что она только что тщательно пережевала во рту. Впрочем, лобстер получился вкусным, особенно когда погружаешь каждый кусочек в растопленное масло. Но просто у нее нет аппетита. И пары кусочков ей вполне хватило для того, чтобы почувствовать, что она уже сыта по горло. Но говорить об этом Мерит она не стала. Еще, чего доброго, разобидится, подумает, что плохо приготовила.

Зато Оуэн вылизал свою тарелку дочиста. Съел все до последнего кусочка из того, что можно съесть в омаре. И получил за это благодарственную улыбку от сестры, по достоинству оценившей его хороший аппетит.