Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества - Стэнли Милгрэм

Главный довод, который Бейли приводит в защиту превосходства вероятностных моделей, – это циклическая природа эпидемий во времени. Бейли говорит именно о распространении инфекционной болезни, однако мы можем обобщить его модель на диффузию определенной разновидности поведения – например, восприятие модного поветрия, распространение танцевальной мании (Hecker, 1885), растущую популярность «Битлз», продажи хула-хупов. В своей ранней детерминистской работе Сопер (Soper, 1929) предпринял попытку рассчитать эпидемические циклы. Однако модель Сопера предсказывает затухающие колебания, то есть утверждает, что последующие вспышки эпидемии будут не такими сильными, а в конце концов и вовсе сойдут на нет. Поскольку это противоречит фактам, необходимо было разработать более точную модель, а для этого следовало обратиться к стохастической теории. Бартлетт (Bartlett, 1957) применил для симуляции эпидемического процесса компьютерный метод «Монте-Карло» (метод случайных чисел) и успешно описал циклическую природу реальной эпидемии кори. У его модели была интересная особенность: он определил минимальный размер сообществ, при котором эпидемия еще может вернуться, а если численность сообщества ниже – уже нет. Бартлетт предсказал 200 000 заболевших – и это вполне совпадает с 250 000 по данным врачей.

Еще предстоит проверить, существуют ли правдоподобные социальные аналоги эпидемиологических явлений периодического заражения и критического размера выборки. В связи с этим, пожалуй, будет полезно изучить «волновые» феномены наподобие оваций или вспышек антисемитизма.

При изучении массовых феноменов важно понимать, как из неструктурированных коллективов возникают толпы. Нашему пониманию закономерностей, согласно которым формируются крупные толпы, могут поспособствовать математические модели, описывающие формирование и распад малых групп в пределах более крупных скоплений.

Джон Джеймс (James, 1951, 1953) изучал свободно формирующиеся группы больших размеров в самых разных социальных ситуациях и строил свои исследования на эмпирической основе. Джеймс писал о частотности возникновения групп разных размеров, спонтанно формирующихся на улицах, в магазинах, на детских площадках, в общественных местах и на рабочем месте. Он обнаружил, что размер группы колеблется от двух до семи, в среднем – около трех. Распределение размеров имеет форму буквы J: с ростом размера группы частота падает.

Отмечая, что большинство групп невелики и что в разных социальных ситуациях распределение размеров примерно одинаково, Джеймс приходит к следующим выводам.

1. Группы, сформированные при личном взаимодействии, тяготеют к минимальному возможному размеру (два) и минимальному количеству возможных отношений (одно).

2. Переменные восприятия, мышления и способности к перемещению влияют на размер группы сильнее, чем мотивация, пространство, социальная ситуация или возраст участников.

Кроме того, Джеймс указывает, что данные соответствуют отрицательному биномиальному распределению, хотя почти ничего не говорит о теоретическом значении этого факта.

Коулман и Джеймс (Coleman and James, 1961) сумели разработать математическую модель, точно описывающую наблюдения Джеймса. Это стохастическая модель, в которой размеры групп названы «состояниями» (в группе в состоянии 2 два участника). Они рассчитали вероятность перехода из состояния в состояние на основании следующих предположений:

1. Изолированные индивиды (состояние 1) имеют постоянную вероятность присоединиться к какой-то группе. Эта вероятность не зависит от размера группы, то есть предположение о «заразности» (что большие группы привлекательнее маленьких) явно опровергается. Как следствие предшествующих постулатов, общий приток к группе зависит исключительно от количества в системе изолированных индивидов.

2. Вероятность покинуть группу у индивидов постоянна, поэтому темп оттока от группы зависит исключительно от количества ее членов.

Эта модель рождения и смерти предсказывает, что при равновесии распределение размера группы будет «усеченно-пуассоновским». Это предсказание оправдалось в 19 из 23 обзоров Джеймса. Авторы предполагают, что поведение равновесия в скоплении людей определяется «параметром» na / b, где n – общее число групп, сформировавшихся в конечном итоге, a – вероятность, что индивид спонтанно примкнет к группе, а b – вероятность, что индивид покинет группу. Коулман и Джеймс предположили, что эта модель могла бы описывать рост толпы, если считать a растущей функцией времени. (Напомним, что они отрицали предположение, что a – растущая функция размера группы.)

Уайт (White, 1962) показал, что успех модели Коулмана—Джеймса лишь кажущийся. Он продемонстрировал, что распределение равновесия в усеченно-пуассоновском виде достигается не менее чем семью разными наборами предположений. Интересно, что одна из моделей Уайта включает в себя предположение о заразительности наряду с другими уравновешивающими предпосылками. Уайт пишет: «Исходя из того, что одна из их моделей хорошо соответствует данным, Коулман и Джеймс ошибочно предположили, что процесс присоединения путем заражения можно исключить из числа компонентов любой модели, подходящей к этим данным» (p. 167). По предположению Уайта, наиболее экономичная модель, предсказывающая правдоподобное распределение равновесия, основана на единственном параметре Υ, который отражает долю людей, покидающих группы и затем остающихся в изоляции. По этой модели, когда Υ стремится к нулю, группы в среднем становятся все крупнее и крупнее, и создаются скопления, приближающиеся к пропорциям толпы. Таким образом, статья Уайта, пусть и кратко, затрагивает вопрос о соотношении моделей формирования малых групп с моделями поведения масс. А главное, она в очередной раз показывает, как неверно строить выводы об обоснованности набора социально-психологических предположений на основании успеха модели формирования, которую порождают эти предположения.

К каким же заключениям мы приходим, закончив этот обзор теоретических подходов к функционированию толпы? Каковы главные идеи? Начиная с Лебона основных вопросов было два. Первый – как объяснить однородность толпы; второй – как объяснить появление нецивилизованного поведения у участников толпы. Таким образом, Лебона в основном занимало преображение одиночки в толпе, его стремление быть как все и проявляющаяся в нем жестокость. Фрейд согласился с описаниями жестокости и однородности по Лебону, однако глубже изучил стоящие за ними психологические процессы. Он считал, что ответы следует искать в отношениях участника толпы и лидера. Тернер и Киллиан (Turner and Killian, 1957), а также Ланг и Ланг (Lang and Lang, 1961) усомнились в некоторых описательных качествах толпы. Тернер заменил идею однородности понятием дифференциального участия. Лебона и Сигеле больше интересовали конечные результаты участия человека в деятельности толпы. Тернер рассмотрел, как в текучем неопределенном поле порождаются нормы толпы и общее понимание. Смелсер задавался совсем другими вопросами – он интересовался не переменами в личности, а условиями в обществе, которые обеспечивают разнообразные, но подлежащие классификации формы коллективной акции. Отсюда следует обобщенная идея, что напряженность, не находящая выхода по обычным общественным каналам, вырывается таким образом во время коллективных выступлений. Как именно это будет выглядеть, зависит от того, в чем участники толпы усматривают очаг напряжения, а также от других условий, например, от природы социального контроля. Теоретики-математики, в том числе Рашевский, ставили перед собой другую задачу – они абстрагировали макроскопические процессы и пытались найти формулу, которая их описывает. Феномен коллективного поведения допускает разносторонние теоретические подходы, и невозможно сформулировать набор вопросов, который был бы единственно верным и охватывал бы все аспекты толпы.