Взорвать Манхэттен - Андрей Молчанов

− Это родственные профессии. Хороший диверсант всегда должен думать, каким образом его вынюхают ищейки.

Он прав. Разведка, кстати, тот же сыск. И в матером шпионе всегда две личности: его самого и неведомого оппонента-контрразведчика.

− В таком случае, Роланд, возлагаю на тебя большие надежды.

− Один технический вопрос, − продолжает он. – Если у этого парня в Москве родители, через них мы способны выдвинуть условия…

− Опасный ход, − делюсь я. – Напугаем старых людей, они кинутся в полицию… Да и у этого мерзавца могут не выдержать нервы. Нет, методы прямого нажима пока исключаются.

− Я понял. И очень признателен вам, мистер Уитни, − говорит он. – Надеюсь, не обману ваши ожидания. Единственно, скажите Барбаре и Нине, что я выполняю ваше задание, и скоро вернусь. Мне кажется, мой отъезд их расстроит.

− Да, жаль, − рассеянно отзываюсь я. Мне действительно жаль, что он уезжает. С его присутствием что-то неуловимо переменилось в доме, переменилось к лучшему, к теплому и праздничному, что привносит с собою желанный гость. Но гостю всегда суждено уйти.

Звонит Кнопп. Докладывает, что еще вчера просмотрел материалы видеонаблюдения за подступами к нашему поселку, номер машины, на которой приехали злоумышленники, вычислен и введен в контрольный файл федерального компьютера. А вот сегодня, оказывается, благодаря системе, фиксирующей транспорт на автострадах, искомая машина обнаружена. Что интересно – всего-то в пяти милях от моего дома, на платном паркинге. Менеджер опознал разыскиваемых нами мерзавцев, сказавших ему, будто отлучаются из штата на несколько дней. Организована засада. К лицу, на чье имя в Нью-Йорке оформлен автомобиль, направлены наши люди, этим занимается Ричард.

Я едва успеваю подумать, какой же я молодец, что в свое время поддержал закон о тотальном контроле транспорта на дорогах страны, принесший сейчас лично мне изрядную пользу, как дверь кабинета бесцеремонно распахивается.

− Пойдем в сад, я хочу играть в индейцев! – выкатывается на паркет на своих роликовых коньках неугомонный Марвин. С луком в одной руке, и со стрелами в другой. Одержимый забавами херувим.

− Никаких индейцев! – отрезаю я. – Ни шагу из дома!

− Почему, папа… − хныкает младшенький.

− Потому, что сегодня в нашем саду могут снять скальп даже с меня, − говорю с полнейшей убежденностью.

МАКСИМ ТРОФИМОВ

Пути Господни неисповедимы, а повороты жизни непредсказуемы. В этом, наверное, и заключается ее суть. Именно суть, не смысл. Их отличие точно такое, как отличие души от духа.

Возможность проявить себя в доморощенной философии представилась мне по дороге в Нью-Йорк, куда через час после нашей доверительной беседы, отправил меня мистер Уитни.

Хорошо, что дома находилась Нина, и я успел вкратце поведать ей, что уезжаю в Россию по неотложным делам ее отца, и выбора у меня нет.

Глаза ее наполнились слезами, но в следующее мгновение, преодолев эмоции, она категорическим тоном заявила, что улетает вместе со мной. Я не успел вякнуть, что данный поступок вряд ли будет одобрен суровым папой, как она добавила, что поедет инкогнито, соврав родителям, будто намерена погостить у подруги в Париже. От нее веяло такой решимостью, что противоречить ей у меня не нашлось сил. Да и желания. Может, это было безответственно, однако расставаться с ней мне не хотелось. И я лишь сподобился на покорный кивок.

Мы не успели даже обняться на прощание: появился один из охранников, приказав мне спускаться вниз, к машине. Она сунула мне карточку с номером своего мобильного телефона.

− Позвонишь мне из Нью-Йорка…

− Сегодня же! – заверил я.

В Нью-Йорке меня поселили в отеле на отшибе Бруклина, приказав никуда из него не выходить. Весь вечер со мной провел Ричард. За ужином мы обсудили дальнейшие оперативные мероприятия, детали связи и финансирования моей жизни и деятельности. Особенность создавшейся ситуации заключалась в том, что на Юрия Жукова, совершившего преступление в США, ушел скороспелый запрос в Москву, и теперь эту ошибку следовало нейтрализовать.

Выслушивая соображения Ричарда и, попутно вспоминая Уитни, мне пришлось невольно усомниться в бытующем в России устойчивом мнении об американцах, как о законченных идиотах, при вопросе: «сколько будет дважды два?», − хватающихся за калькулятор. Возможно, малоразвитое население в Америке составляет большинство, но правят им, без сомнения, умы изощренные и холодные. И если бы нашему сноровистому народу везло с управителями подобного рода, за счастьем в Штаты никто бы не побежал.

Когда Ричард покинул меня, я вышел из отеля, позвонив из уличного автомата Нине. Договорились, что, как только прибуду на место, сообщу координаты и встречу ее в аэропорту. Мой отъезд, чувствовалось, привел ее в полнейшее смятение. Да и мне такая разлука была не по душе, хотя бесспорно спасала жизнь.

После, изрядно подготовившись морально, я позвонил матери. Самым беспечным тоном, обмирая от ее оглушенности и потрясения, отчетливо проникнувшими в меня через громаду разделяющего нас пространства, сказал:

− Мамуля, все в порядке. Я далеко, но жив, здоров, нахожусь в полнейшей безопасности.

− Мне сказали, ты без вести пропал…

− Ну вот, объявился. Как у тебя?

Она плакала, не в силах остановиться, а я, глядя на вечерние огни пригородных домишек, лепетал что-то увещевающее, с некоторой толикой облегчения сознавая, что кризис пройден, со временем мать успокоится, а значит, будет легче и мне.

− Приходил какой-то следователь, − закашлявшись, сказала она. – По тому, дачному делу… Оно приостановлено.

− Уже хорошо, − сказал я. – А ты ревешь.

− Так когда ты приедешь?

О, святая наивность!

− У меня много дел. Позвоню через месяц. И запомни: о нашем разговоре – никому!

Я невольно усмехнулся. Если разговор прослушивали, мое напутствие было, мягко говоря, нелепым, но если «двоечку» мне не поставили, оно бы не помешало.

Еще пару минут я отбивался от ее взволнованных вопросов, отделываясь туманными объяснениями, а затем, твердо пообещав скорую встречу, повесил трубку.

Утро прошло в сборах, затем подкатил Ричард и, не успел я глазом моргнуть, как очутился в сувенирной лавке аэропорта Джи-Эф-Кей, снабженный американским паспортом, где я именовался, как Уолтер де Баттс, двумя кредитками и пакетом с установочными данными на жулика Юру Жукова, несостоявшегося эмигранта.

Ричард вручил мне криптотелефон для шифрованных переговоров с ним и с Уитни, а также – билет первого класса. Ознакомившись с ценой билета, я изумленно поднял на него глаза, но он снисходительно отмахнулся, высказавшись в том духе, что хрена ли, мол, тебе толкаться среди лохов?..