Мудрость толпы. Почему вместе мы умнее, чем поодиночке, и как коллективный разум влияет на бизнес, экономику, общество и государство - Джеймс Шуровьески

4

В предисловии к Конституции США определены цели этого документа, а именно, помимо прочего, "установить справедливость" и "способствовать всеобщему процветанию". Джеймс Мэдисон в 51-м номере журнала Federalist пишет, что есть две предпосылки хорошего правительства: "Во-первых, верность цели, а именно достижению благополучия своего народа; во-вторых, знание средств, чтобы этой цели достичь". А вот его опасения по поводу "фракций" основаны на том, что они затрудняют выполнение задачи правительства — достижения "всеобщего блага". Этот страх присутствует и сегодня в критике группировок, действующих в определенных интересах, и лоббистов, которые склоняют правительство действовать в пользу отдельных, обособленных кругов, а не более широких слоев общества. Нарекания политиков (часто лицемерные) по поводу пороков партийного разделения в Вашингтоне находят отклик у избирателей, поскольку люди чувствуют, что партийная политика стоит на пути обеспечения блага всей страны. Фактически, как мы уже упоминали, говоря о своекорыстных избирателях, редкий политик не будет объявлять себя служителем всеобщего блага, пусть даже и неявно. Мы хорошо знаем, что в Вашингтоне преобладают интересы особых групп и политика раздела "казенного пирога"[29], но мы все равно увлечены идеей, что правительство должно выходить за рамки местечковых интересов.

Проблема, однако, в том, что у нас нет эталона, который позволял бы нам судить, "верно" или "неверно" то или иное политическое решение. Это резко контрастирует с работой рынков, когда мы можем оценить (где-то в будущем), отражал ли курс акций компании ее истинную текущую стоимость или отражает ли стоимость фьючерсов на электронном рынке решений штата Айова окончательный итог выборов. Я бы сказал, это отличается и от корпорации, "корпоративная цель" которой просто и логично обозначена — законное увеличение текущей стоимости будущих потоков свободных денежных средств компании. Правда, это не означает, что каждый сотрудник компании будет блюсти корпоративные интересы, и зачастую люди (такие, как генеральные директора, благословленные покладистыми советами директоров, которые платят им миллионы долларов) делают вещи, прямо противоречащие этим интересам. Но дело в том, что у нас имеется эталон (пусть и не слишком идеальный или морально возвышенный), который позволяет нам определить весьма точно, была ли та или иная стратегия хорошей или плохой, успешной или неудачной.

Когда речь заходит о демократии, такой эталон найти сложнее. Главная причина не в том, что люди эгоистичны и многие из них поступают вразрез с общественными интересами (то же относится к корпорациям, и даже к рынкам, где руководители многих компаний предпочитают, чтобы курсы акций никогда не приближались к реальной цене). Дело в том, что, как пишет экономист-теоретик Йозеф Шумпетер, "для разных индивидуумов и групп всеобщее благо означает разные вещи". Итак, два политика могут заявить и подразумевать, что они действуют в интересах всеобщего блага, но затем проводить совершенно разную политику. Мы можем согласиться с одним и не согласиться с другим. Но мы не можем определенно сказать, что один из них действовал вопреки тому самому всеобщему благу.

Это очень важный вопрос по той причине, что если мы сможем объективно утверждать, что определенная политика противоречит всеобщему благу, тогда демократия сможет опереться на некий вид коллективной мудрости (продемонстрированной с помощью выборов), став при этом исключительной системой принятия решений, благодаря чему повысятся шансы любой демократии в деле определения верной политики. Даже тот факт, что избиратели не очень хорошо осведомлены в вопросах политики, не обязательно является проблемой. Как бы там ни было, мы уже смогли убедиться, что группы, состоящие из людей с совершенно разными способностями, родом занятий и уровнем информированности, принимали точнейшие коллективные решения. Не стоит полагать, что толпы будут проявлять мудрость в большинстве ситуаций, но они не могут вдруг окончательно поглупеть в том, что касается политики.

К сожалению, нет оснований думать, что, если не будет найдено объективное решение какой-либо проблемы, толпа всегда проявит мудрость по примеру посетителей ярмарки, упомянутых Фрэнсисом Гальтоном, или голосующих веб-страниц поисковой системы Google. Выбор кандидатов и выбор политического курса не являются когнитивными проблемами, и нам не следует ждать, что они будут прерогативой мудрой толпы. С другой стороны, нет причин думать, что какие-либо иные политические системы (диктатура, аристократия, правящие клики) лучше справятся с выбором политического курса, но риски, заложенные в этих системах (прежде всего риск бесконтрольной и неподотчетной власти) намного серьезнее, чем при демократии.

Мы могли бы оставить все как есть, считая, что иметь систему, представляющую, по выражению Черчилля,, "наименьшее зло", лучше, чем иметь худшую систему. Но тут надо отметить кое-что еще. В самом начале книги я упомянул, что есть три вида проблем (наличия знаний, координации и взаимодействия), с которыми сталкиваются группы, и решению этих проблем может способствовать коллективный разум, проявляющийся весьма разными способами. Как мы убедились, коллективные решения проблем координации и взаимодействия не похожи на решения когнитивных проблем. Они более расплывчаты и менее определенны. Вспомните Брайана Артура и его решение проблемы посещаемости бара El Farol или то, как все игроки в ультимативную игру и игры в общественное благо вводили нечеткие, однако реальные нормы справедливости и взаимной ответственности. Со временем эти решения трансформируются, не будучи продуктом единого коллективного решения. Вспомним, как системы торговли, в которых люди доверяли только членам своей семьи или клана, со временем превратились в мир, где незнакомцы вполне спокойно торгуют друг с другом. Эти решения зачастую хрупки и уязвимы для злоупотреблений со стороны таких людей, как неплательщики налогов и любители прокатиться бесплатно.

Однако при всем при том решения проблем координации и взаимодействия реальны, в том смысле, что они работают. Они не внедряются "сверху", но принимаются толпой. И в целом, эти решения лучше, чем те, которые предложили бы заядлые теоретики. Точно так же мы могли бы рассматривать и демократию. Это не способ решения когнитивных проблем и не механизм точного определения общественных интересов. Но это способ поиска ответов (пусть и не окончательных) на самые основные вопросы координации и взаимодействия: как нам жить вместе? Как совместная жизнь будет способствовать нашему общему благу? Демократия помогает людям ответить на эти вопросы, поскольку демократический опыт — это не опыт получения всего, чего вы только пожелаете. Это опыт наблюдения за тем, как ваши соперники побеждают, получая то, на что вы надеялись, и принятия этого, поскольку вы верите, что они не уничтожат то, что вы цените, и потому что вы знаете: у вас еще будет шанс добиться того, к чему вы так стремитесь. В этом смысле здоровая демократия наделена достоинствами компромисса (что в конечном итоге является основой общественного согласия) и способностью к переменам. Решения, которые принимаются в условиях демократии, могут и не свидетельствовать о мудрости толпы. Решение принимать их демократически — это верный признак такой мудрости.