Король в изгнании - Джеймс Алан Гарднер

– Они никогда этому не поверят. – Проуп покачала головой. – Именно на такую в точности уловку пошли бы инопланетные захватчики.

Похоже, капитану «Палисандра» были хорошо известны все возможные разновидности лжи.

Фестина не сдавалась.

– Даже в этом случае мы должны послать сообщение – чтобы показать нашу разумность.

Она посмотрела на экран, который все еще показывал две расположенные рядом картинки, солдат с черными погонами и дворцовых охранников, пребывавших в тревожном ожидании.

– Когда появимся мы, у солдат могут просто не выдержать нервы. Мы можем лишь надеяться, что они достаточно дисциплинированны, чтобы не сорваться, но никакой гарантии нет. Если есть возможность сделать хоть что-то, чтобы избежать тотального взаимоуничтожения, нужно попытаться. Я согласна, что сообщение по радио – не лучшая идея, в конце концов, все их радиоприемники могли сожрать фасскистерские наниты. Если у кого-то есть другие предложения – я готова выслушать.

Она окинула взглядом помещение. Все молчали. Наконец Дэйд откашлялся.

– Гм… а это вообще имеет значение?

– Что ты имеешь в виду? – спросила Фестина.

– Эти ребята, – он ткнул в экран, – воюют, то есть убивают друг друга, верно? Значит, их нельзя считать разумными. Даже те, кто не находится на передовой – повара, интенданты и прочие, – если они помогают армии, они сознательно поощряют неразумные действия, что делает неразумными и их самих. Так что, с точки зрения Лиги, какое имеет значение, что случится с кем бы то ни было в Уншуммине? Я не желаю им смерти, но если мы спровоцируем одну толпу неразумных на драку с другой, великой и блистательной Лиге будет на это по большому счету наплевать.

– Бог с тобой, Бенни! – простонал Тобит. – Это же первое правило разведчика: всегда предполагай что угодно разумным, пока не доказано обратное.

– Но обратное уже доказано, – возразил Дэйд. – В течение двадцати лет обе армии демонстрируют лишь то, насколько они неразумны. Разве мы не вправе предположить…

– Что во дворце нет детей? – спросил я. – Что, пока королева Умеренность жила там, она не продолжала откладывать яйца каждые двенадцать недель? Что там нет других детенышей от случайно оказавшихся вместе воинов и самок? Что во дворце нет ни одного мандазара, который просто прибежал туда в поисках защиты, когда появилась Черная армия? Что с обеих сторон нет воинов, самок и рабочих, которые искренне верят, что все, что они делают, – исключительно ради защиты их семей, и других, которые, возможно, и жаждали когда-то крови, но теперь хотят мира куда больше любого из нас, никогда не переживавших десятилетий войны? Разве мы не вправе этого предположить?

Дэйд покраснел и потупил взгляд… точно так же, как и я. Мне никогда прежде не приходилось говорить подобного; мне даже показалось, будто мной снова овладел дух, и я попытался пошевелить пальцами, чтобы убедиться, что владею собственным телом. Пальцы шевелились, значит, слова были моими собственными. Просто я не знал, что иногда могу быть и таким.

Фестина похлопала меня по плечу, затем посмотрела на остальных.

– Что-нибудь еще?

Заговорила Проуп, предпочитая не встречаться ни с кем взглядом.

– Мой долг – сделать официальное замечание относительно ваших выводов, адмирал. Наша посадка может спровоцировать две враждебные группировки на сражение друг с другом; если это произойдет, число жертв может оказаться чудовищным. – Она сделала паузу и удостоверилась, что все ее слушают – как члены экипажа, так и мы, гости. – Можно привести доводы в пользу того, что данная высадка является неразумным поступком, поскольку существует риск, что она может повлечь за собой массовые убийства. Внеземной флот не станет принуждать никого из вас к участию в этой миссии вопреки вашей совести.

Я подумал о том, говорил ли то же самое капитан «Ивы» своей команде. Возможно, да – устав флота требует от командира корабля соответствующих действий в рискованных ситуациях. Но сейчас Проуп не столько руководствуется этическими соображениями, сколько прикрывает собственную задницу, надеясь, что эта речь поможет ей выкрутиться перед Лигой Наций. Даже если Лига убьет всех нас в следующий раз, когда мы будем пересекать границу, возможно, они пропустят Проуп, поскольку она говорила правильные слова: «О да, я предупреждала их, что это неразумно…»

– Спасибо, капитан, – сухо поблагодарила Фестина. – Вы совершенно правы. Любой, кто считает эту высадку неуместной, может остаться на корабле. – Она снова посмотрела на экран: солдаты все больше превращались в темные тени, по мере того как заходило солнце. – Через тридцать минут внизу наступит ночь, – сказала она. – Начинаем собираться. Если кто-то из вас не появится возле камер со скафандрами, я не буду никого посылать на поиски.

Она кивнула, не обращаясь ни к кому конкретно, и молча покинула мостик. Долгое время никто из нас не двигался с места.

В небольшом помещении перед четырьмя камерами, где находились скафандры, появились все, кто мог бы прийти: Тобит, Дэйд, Кайшо, Советница, Зилипулл, Хиб, Ниб и Пиб.

И конечно, я. Нельзя сказать, чтобы я долго раздумывал над моральной стороной того, что мы собирались предпринять. Большую часть времени я был занят тем, что убеждал Проуп (словами, не феромонами) разрешить мне записать сообщение, которое должно быть передано во время нашей высадки; в нем говорилось, что я – маленький безгрешный отец, который прибыл в Уншуммин, чтобы забрать своих друзей. Вряд ли это чересчур хорошо звучало, особенно если учесть, что эти слова должны были слышать по всей планете, на всех радиоволнах, повторяющимися снова и снова; но насколько хорошо я исполнил свою роль, было далеко не главным. Следовало убедить мандазаров, что не стоит беспокоиться из-за появившегося в небе «хвоста», и тайно сообщить моей сестре, что я вернулся на Троян. Я сам не знал, какой эффект я хотел этим произвести, – может быть, просто посмотреть, что станет делать Сэм.

Где-то в глубине моего разума таились всевозможные ужасные подозрения, и мне было просто необходимо дать сестре шанс доказать, что я ошибаюсь.

* * *

Фестина пришла последней. Она едва сдержала улыбку, увидев всех нас.

– Что ж, – сказала она, – слишком много добровольцев. – Она показала на четыре камеры. – Четыре места, четыре разведчика. Я, Тобит, Дэйд и Йорк. Остальные останутся на «Палисандре», и просьба не жаловаться.

Однако без жалоб не обошлось. Кайшо и мандазары отчаянно пытались убедить ее в том, что их присутствие крайне необходимо, но для всех было очевидно, что брать их с собой – просто безумие. Кайшо была прикована к креслу, которое могло летать, но двигалось со скоростью беременной черепахи. О том, чтобы вернуться за пять минут, не могло быть и речи.

Не могли отправиться с нами и мандазары. Весь город наверняка провонял боевым мускусом, и от одного его запаха Советница и рабочие застыли бы от ужаса. Что касается Зилипулла, то он выдержал бы запах мускуса, даже если бы тот привел его в боевой настрой, но у него возникло бы множество проблем при встрече с любым из дворцовых охранников. Группа людей могла бы убедить охранников, что мы пришли лишь затем, чтобы забрать своих друзей, – особенно если бы Флебон и Олимпия Мелл за нас поручились. Но если бы среди нас оказался мандазарский воин, говорящий со странным акцентом и не знающий паролей дворцовой охраны, нас почти наверняка арестовали бы как шпионов.