Любовь горца - Керриган Берн

Если же нет… не хочется об этом даже думать.

– Знаю, чего ты боишься. – Голос Лиама отразился от деревянной обшивки ее маленького купе.

Филомена вскочила со своего места и резко повернулась. Она недоумевала, как человек такого роста и размера мог настолько тихо подкрасться к ней.

Сегодня он выглядел как настоящий английский маркиз. Отполированные до блеска высокие сапоги до колен, дополненные темно-серыми шерстяными бриджами и жилетом, особенно подчеркивали белизну его рубашки. Серебристо-серый шейный платок, свободно завязанный под подбородком, выдавал его врожденное отвращение к английской одежде. Волосы были забраны в иссиня-черную косу, поблескивающую на фоне белой рубашки. Угловатые черты его лица резко контрастировали с элегантностью его одеяния.

В то время уже никто не носил длинные волосы, но Филомена думала, что вряд ли найдется человек, который посмеет сказать об этом маркизу.

Его грубоватая привлекательность заставила ее даже теперь затаить дыхание, когда она обнаружила, что его рука в перчатке взяла ее за кружевной шейный платок. Филомена старалась найти достойный ответ:

– Почему ты думаешь, что я боюсь?

Он поднял бровь в знак сомнения, но ничего не сказал. Лиам вошел в купе, тихо задвинул дверь и запер ее за собой, потом опустил жалюзи на окне, ведущее в общий зал.

Филомена почувствовала, как ее окружает кольцо его рук, защищают массивные плечи, и она удивилась, как он протиснулся через узкий проход в поезде. Его сердце билось в ровном ритме около ее уха, руки обнимали плечи. Она оказалась, как в коконе, окруженная его мужским теплом и невообразимой силой.

Филомена склонилась на его грудь и вдохнула запах крахмала от отглаженного костюма, аромат кедрового мыла и чего-то необычного, острого, вроде железа и камня. Как будто Лиам побывал в подземелье.

– Как все прошло сегодня утром, с твоим братом? – спросила она, отчасти стараясь увести разговор в сторону, отчасти беспокоясь, потому что видела тени в глазах Лиама.

– Ты боишься, что тот, от кого ты убегаешь, найдет тебя в Лондоне, – предположил он и не ошибся. Лиам не позволил ей уйти от ответа. – Хотя я не знаю, кто это или что это, но я хочу, чтобы ты знала, я не позволю ему тебе навредить.

Его слова прозвучали особенно звучно, потому что она прижала ухо к его груди. Они немного ее успокоили, но Филомена все же с неохотой отошла и покинула кольцо его рук.

– Почему? – спросила она, вглядываясь в его лицо. – Почему ты даешь мне такие обещания, когда не знаешь ничего? Что, если… что, если я совершила нечто непростительное?

Лиам вглядывался в ангельское лицо Филомены, обострившееся от беспокойства, и не мог представить, как она могла совершить что-то непростительное. Эта женщина была деликатной и сдержанной до чопорности, опасной не больше, чем раненая птица, и настоящей леди, даже в постели. Хотя он намеревался постепенно развратить ее, как только она ему это позволит. Черт возьми, она даже выругалась всего однажды. Из нее получится великолепная маркиза!

Его наполнила непривычная нежность, когда он заметил морщинки тревоги, залегшие вокруг губ. Ему хотелось, чтобы она ему доверилась, однако теперь, возможно, даже лучше, что она хранит свои секреты. Ему предстоит заниматься братом, а их отношения находятся в самом начале. В конце концов, он по-прежнему ее работодатель.

Они оба были из тех, кто не торопится доверять, и нить, которую они сплели, все еще была слишком новой, слишком тонкой и легко могла порваться. Он не хотел тянуть за нее прежде, чем она станет крепкой веревкой, иначе нить может лопнуть. Однако Лиаму хотелось, чтобы Мена чувствовала себя в безопасности, чтобы знала – если ей придется бороться, Демон-горец будет на ее стороне. Он был ее защитником и будет им всегда.

– Неужели ты совершила убийство? – спросил он, подумав, что, возможно, между ними больше общего, чем он полагал в начале. – Скотленд-Ярд разыскивает тебя на улицах Лондона? Ты так охотно простила мой грех, потому что сама совершила такой же?

– Я никогда не покушалась на чью-то жизнь.

Он понял, что она говорит правду, хотя в глазах видел настороженность.

– Ты совершила что-то, оскорбившее королеву или какого-то члена королевской семьи? – снова спросил Лиам, ощутив, как непривычно скривились его губы.

– Нет, – снова ответила она, и ее светлые глаза смотрели прямо на его рот, потом несколько раз моргнули.

– Неужели ты совершила что-то, что вызвало гнев королевского флота ее величества или любого другого вида войск?

– Нет, не совершала. – Ее губы нехотя дрогнули в женственной улыбке.

– Тогда, барышня, я уверен, что способен защитить тебя, а откровения оставим до лучших времен, когда все будет кончено.

Когда Лиам снова прижал ее к себе, Филомена подняла голову и ее внимательные глаза вгляделись в его черты в поисках бог знает чего.

– Правда? – спросила она шепотом.

– Да, правда, – заверил Лиам. – И клянусь, что я, лэрд клана Маккензи, воткну кинжал прямо в глаз тому человеку, который тебя обидел, если доведется встретиться с ним!

Он попытался сказать это без нажима, но каждое слово этой клятвы было правдой. Филомена снова прижалась к нему, иронически усмехнувшись:

– А говорят, хайлендеры не понимают романтики!

– Кому нужна поэзия, алмазы и рубины? – Его зубы блеснули в свирепой улыбке. – Самыми драгоценными дарами являются те, что добыты у врага, когда он стоит перед тобой на коленях, умоляя о пощаде.

Она горько засмеялась, спрятав лицо во впадину на его груди:

– В какого свирепого варвара я влюбилась!

Оба замерли, услышав это случайно вылетевшее признание, и ее руки вцепились в его рубашку. Сердце Лиама на секунду застыло, он взял в обе ладони ее подбородок, нежно приподнял его, как если бы он был сделан из тончайшего стекла, и заглянул ей в глаза.

Филомена ничего не сказала про любовь, но все было ясно без слов. У Лиама перехватило горло, он не мог говорить, поэтому молча склонился и поцеловал ее в лоб, в трепетные ресницы, потом в бархатистую щеку. Она была его сокровищем. Как сильно он любит ее! Как боится, что она станет еще одной жертвой его проклятой крови! Но он был настоящим эгоистом и не мог ее отпустить.

– Нам нужно вернуться к детям, – прошептала она, вырываясь из его объятий. – Они и так удивляются, куда мы пропали.

– После…

– После чего?

Он быстро поцеловал ее, и ответ сразу стал ясен. Он прижимался твердым ртом к ее мягким губам снова и снова, увлекая и соблазняя, пока ее ответный стон не заставил его сойти с ума от вожделения.

Их языки встретились, и он ощутил ее отчаянное желание. Она вонзила пальцы в мускулы его спины с такой страстью, какой не было даже прошлой ночью. Ее желание усиливало его страсть. Вся кровь бросилась ему в пах. Он крепко прижал Филомену к себе и стал тереться бедрами, чтобы она почувствовала, как на него действует ее красота.