Преследование - Бренда Джойс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он резко вдохнул.
— Что вы ему сказали, Амелия? Что вы ему сообщили?
Я не стала даже отвечать ему, сразу отправила из этого дома восвояси!
Их взгляды встретились, и Амелия заметила в глазах Саймона страх.
— Если вас когда-либо спросят об этом снова, знайте, что Журдан — мой кузен. Он живет здесь время от времени, но сейчас его нет в городе!
Саймон отвернулся от нее и стал в волнении мерить шагами комнату.
Амелия бросилась за Саймоном, схватила его за руку. Он обернулся к ней.
— Если я должна лгать ради вас, с удовольствием это сделаю, но неужели я не имею права знать, что происходит?
— Я сказал бы вам все, если бы мог! — судорожно закричал он. И схватил ее за плечи. — Мне не стоило привозить вас в Лондон!
— Я хочу находиться здесь! Я люблю Уильяма и Джона! Я люблю Люсиль! Я нужна им! — Амелия почувствовала, как слезы наполняют глаза. И чуть не выпалила: «Я люблю вас! Я нужна и вам тоже!» — Мы в опасности, Саймон?
Он еще сильнее сжал ее плечи.
— Я намерен позаботиться о вашей безопасности и о безопасности детей. Я сделаю все возможное…
Вдруг он затих.
Амелия не знала, что делать. Саймон явно страдал от нестерпимой душевной боли.
— Я умею хранить тайны.
Она сжала его щеку, почувствовав под пальцами загрубевшую кожу.
Саймон взглянул ей в глаза:
— Вы не должны отягощать себя бременем моих тайн, Амелия, и в этом можете мне безоговорочно верить.
Амелия не понимала, почему же Саймон не может сказать ей, что происходит.
— Вы замешаны в военных действиях? Возможно, так, как Лукас, или так, как Бедфорд?
Он покачал головой:
— Начиная с этого момента Гарретт будет сопровождать вас повсюду, куда бы вы ни пошли, даже если это будут мои сады!
— Кто такой Журдан? — снова попыталась добиться ответа Амелия.
— Это мой кузен из Франции, — твердо повторил Саймон, но от нее не укрылось, что он явно колебался перед тем, как ответить.
— У вас есть родственники во Франции? — удивилась Амелия.
Он облизнул губу.
— Большинство из них умерло.
Амелия в отчаянии взглянула на него:
— Нам нужно будет принять здесь вашего кузена?
— Амелия, не давите на меня! Черт возьми! Я не могу отвечать на все эти вопросы. Но знайте одно: я позабочусь, чтобы вы были в безопасности, — хрипло произнес Саймон. В его глазах заблестели слезы, и он добавил: — Я позабочусь и о безопасности детей — даже о Люсиль, пока она остается с нами.
Сердце Амелии переполнилось любовью.
— Я знаю, — отозвалась она, проведя пальцами по его подбородку.
Саймон взял ее ладонь, перевернул и коснулся губами в порыве безрассудной страсти. Он целовал руку Амелии снова и снова…
— Что бы я делал без вас? Что бы я делал без вашей веры? — Саймон вдруг замолчал и посмотрел ей в глаза. — Я действительно лгал, Амелия. Прошлой ночью я не был с другой. Да и как я мог быть с другой женщиной, если вы — та, кого я хочу, та, кем я восхищаюсь?
Камень упал с души Амелии — и страстное желание тут же вспыхнуло с новой силой.
— Я знаю. Саймон… я всегда буду верить вам. Для меня это так же естественно, как дышать.
Он вскрикнул, не веря своим ушам. А потом резко притянул Амелию в свои объятия, и она подняла лицо, ожидая его поцелуя. И Саймон прильнул к ее губам — яростно, жадно, со всепоглощающей страстью. Амелия ответила на его поцелуй с тем же неистовством.
Но тут Саймон вдруг отпрянул, прервав бесконечное, пылкое мгновение страсти.
— Я просто не в состоянии сдерживать себя, — резко бросил он, — только не теперь, не сегодня ночью.
— А я вам этого и не позволю! — вскричала Амелия. — Я тоже боюсь этого, но вы мне далеко не безразличны.
Саймон замер, тяжело дыша. На какое-то мгновение Амелия испугалась, что сказала что-то не то. Но потом Саймон снова привлек ее в свои объятия, терзая ее губы и настойчиво увлекая к дивану. Не прерывая поцелуя, он одним толчком закрыл дверь кабинета. Амелия крепко прижалась к Саймону, когда он положил ее на диван.
Он прервал свои ласки, облокотившись на диван одним коленом.
— Ты заслуживаешь больше, чем я могу тебе дать.
— Я хочу всего, что ты можешь мне дать. — Взяв его ладонь, Амелия провела ею по своей обнаженной шее.
Его глаза сверкнули.
— Амелия, я уже причинил тебе боль, и если ты потом будешь сожалеть…
— Сожалений не будет, — ответила она, распахивая рубашку Саймона и обнажая его твердую грудь и мускулистый живот.
Платье Амелии уже расстегнулось, и Саймон замер, глядя ей в глаза. Амелия скользнула ладонью по его ребрам, окончательно отдавшись пылкому желанию. Она закрыла глаза, чувствуя, как нахлынуло острое желание, и, застонав, скользнула рукой по животу Саймона вниз, к его тазу. Кожа Саймона напоминала бархат, хотя и была обжигающе горячей.
Он продолжал отчаянно целовать ее губы, когда Амелия осмелилась скользнуть рукой еще ниже. И стоило ей коснуться его мужского естества, ощутив горячую твердость, как настойчивая потребность быть с ним стала нестерпимой. С уст Амелии слетел хриплый, подобный рыданию крик.
Задыхаясь от желания, Саймон резко дернул лиф Амелии вниз, скользя губами по ее шее, груди… Амелия неистово сорвала с него сюртук, потом помогла избавиться от бриджей. Ее юбки задрались выше талии, и Саймон улыбнулся ей, сверкая горящими, потемневшими глазами. Она хотела попросить его поторопиться. Она хотела признаться Саймону, что любит его. Но вместо этого, глядя ему в глаза, чуть не теряя сознание от волнения и безрассудства, она скользнула рукой между их телами и направила его воплощенную твердость себе навстречу. У Саймона перехватило дыхание, и в следующий миг он резко заполнил ее…
Амелия обвила его шею руками и застонала от наслаждения.
Амелии показалось, что она почувствовала легкое прикосновение губ Саймона к своему виску. Она, несомненно, спала, не так ли? По мере того как она медленно пробуждалась, ее замешательство нарастало. И внезапно она осознала, что находится в объятиях Саймона — и они лежат в ее постели. Амелия почувствовала, что Саймон встал. Сон тут же слетел с нее.
Вчера вечером они занимались любовью снова и снова. Невероятная, непостижимая разумом радость наполнила душу. Амелия сощурилась, потому что они были в ее спальне, а за окном еще не рассвело. Саймон подбирал свою одежду и одевался.
Амелия вспоминала, как они занимались любовью на диване в кабинете, наконец-то дав волю своей взрывоопасной страсти. Это было одновременно и умопомрачительно, и чудесно. Ничто в ее жизни не казалось еще столь же правильным и естественным.