"Сибирский вояж" (версия 3.0) - Skif300

Зарегистрированные проститутки составляли малую часть от общего числа «веселых женщин».

В Томске, помимо «разрешенной» проституции, была очень развита теневая, тайная: многие женщины избегали регистрации, скрывая род своей деятельности. Также полиция часто сталкивалась с сомнительными заведениями: пивные, трактирные, бани с женской прислугой, где добропорядочные посетители часто могли слышать любовные излияния через стенку. По сведениям одной санитарной комиссии в чайных всегда имелось «20% водки, 30% пива и 50% сифилиса»

Врачи отмечали, что основное отличие одиночек от проституток в «домах» — возраст: по циркуляру 1903 года в домах позволялось жить девушкам от 21 года, а одиночки могли быть и 18, и 16 лет.

Из жизни томской гостиницы «Россия», анекдот:

Два приказчика с женами решили поужинать, и пошли в гостиницу. Дорогу им перегораживает лакей со словами: «Со своим нельзя».

Дополнение к главе 9

Сословное разделение общества Российской империи, сказывалось даже на отношении к ссыльным и каторжникам. Те же декабристы, редко когда привлекались к тяжёлым работам в рудниках, так как богатая родня регулярно заносила подношения чиновникам из администрации. Деньги – это безусловно аргумент, но обычному каторжнику из крестьян, они вряд ли бы помогли С ним, просто не стали бы иметь дело. С усилением либерализации и образованности российского общества, смягчалось отношение к лицам, осужденным за политические преступления. За исключением, евреев и поляков. Этих, в русскоязычных частях империи, не любили все. Опять, же положение ссыльных и осужденных, сильно зависело от происхождения.

Так, Владимир Ульянов, добирался до места ссылки своим ходом, в пассажирском, а не арестанском вагоне, а тому же Джугашвили, пришлось тащиться по этапу, в общем потоке. Где, иногда, ему приходилось тащить (для избежания побега) на себе старое пушечное ядро.

Владимир Ильич, достаточно неплохо устроился в Шушенском, проводя время за написанием книг, отвлекаясь только на прогулки в лес и охоту. Государственного содержания в восемь рублей, ему вполне хватало на съём жилья и питание. По рассказам Надежды Константиновны, при встрече, он поразил её своим здоровым и цветущим видом.

В бытовом плане Ульяно­вым жилось комфортно. Вот что Надежда писала об этом: «Дешевизна в этом Шушен­ском была поразительная. Например, Владимир Ильич за свое «жалованье» – вось­мирублевое пособие – имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья – и то считалось, что дорого пла­тит... Правда, обед и ужин был простоват – одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест; как съест – покупали на неделю мяса, работница во дворе рубила мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на целую неделю... Молока было вволю… В общем, ссылка прошла неплохо...»

Джугашвили же, в виду низкого происхождения, в первый год, нахождения в Туруханской ссылке, находился в крайне стеснённых обстоятельствах. В маленьком рыбацком посёлке, не было другой пищи кроме рыбы. Больной, он сильно ослабел на однообразном питании, ветер, сырость, отсутствие даже элементарных благ цивилизации, сильно давили на его психическое состояние. Он писал письма в Петербург и Баку, прося товарищей по партии о материальной помощи.

Бывший, безусловно, выдающимся теоретиком, Владимир Ильич, как многие интеллигенты-революционеры, был рассеянным и равнодушным к быту человеком. Навестившая его мать, была в шоке, увидев его квартиру в Петербурге. Немытые полы, мятая одежда, носки, к которым было опасно приближаться из-за ядерного запаха. Вроде бы, ничего необычного, для одинокого мужчины. Однако, подобное отношение к быту, было характерно для революционеров из обеспеченных слоёв населения. Такой была его жена Крупская, и многие другие. Мать Крупской, была вынуждена поехать с дочерью к мужу, чтобы вести хозяйство, ибо они были совершенно неприспособленны к обычной жизни. Все мысли были о идеалах революции, а остальное такие мелочи. Особенно, когда материально тебя обеспечивает партия. Брак и семья, это лишние буржуазные предрассудки. Адюльтер в революционных семьях, достиг неприличных размеров. Временно «поменяться» законными жёнами, пожить с той, затем с другой – что в этом такого? Александра Коллонтай, известная революционерка, считала: надо жить в браке, но на свободных началах. Быть верными супругами, но независимыми друг от друга. Это самое главное.

Жить отдельно, детей отдавать в детские сады, в специальные учебные учреждения, потому что дети мешают женщине развиваться как личности, не иметь общих денег, одной кухни, питаться в коллективных столовых.

Слухи, которые ходили среди крестьян, во время гражданской войны (придут большевики, и сделают ваших жён – общими, все будут спать под одним одеялом), выросли не на пустом месте. Пример старших товарищей, о буржуазных предрассудках в половом вопросе, подхватило молодое поколение. Некоторые комсомольские организации 20-х годов, на собраниях принимали резолюции о новом подходе к половому вопросу. «Комсомолка, не имеет право отказать комсомольцу, в удовлетворении его половых потребностей». В одной из губернских газет, была опубликована инструкция для товарищей по организации, где указывалось, когда и сколько раз, женщина должна принимать мужчину. Отказы не принимались. Детей, должны были отдавать на воспитание, в специальные приюты. Семья, упразднялась как пережиток буржуазного мира. К счастью, старшие товарищи, мягко прикрыли эти нововведения, как преждевременные.

Дополнение к главе 10

В начале ХХ века в Российской империи произошла резкая активизация криминальной активности. Связано это было с ростом численности городского населения, разрушением общинного строя русской деревни, революционными движениями и общим обнищанием народа. Наиболее «популярным» преступлением стали кражи, которых в одном 1909 году зафиксировано 125 тысяч. При этом грабежей было в 3, а убийств в 4 раза меньше.

В тогдашнем криминальном мире вес организованных банд готовых убивать был не велик, и они расцветут после революции. В дореволюционной России заправляли воры, которые делились на касты по профессиональному признаку. Во всех крупных городах империи существовали настоящие подпольные «школы» где матерые воры обучали смену, набранную из смышленой уличной шпаны. Таких учеников называли «отальцами».

Ворами низшей категории считались «торбовщики», кравшие на рынках мешки и торбы у крестьян, «капоршики», которые срывали шапки, «рыболовы», ворующие чемоданы с задней части конных экипажей. «Банщики» воровали чемоданы у пассажиров поездов и пароходов. Для таких краж не требовалось мастерства, поэтому представители этих каст были не особо почитаемы в преступном мире. Чуть выше стояли «голубятники», залезавшие