Из морга в дурдом и обратно - Андрей Шляхов

— Я никогда бы не позволила запереть себя в четырех стенах! — как-то высказалась диспетчер Сиротина, имея в виду Афанасьеву.

— А здесь у тебя их разве пять? — Данилов с показным удивлением оглядел диспетчерскую.

— Да ну тебя! — обиделась Люся и до конца смены с Даниловым не разговаривала.

Странно, но в Сокольниках весна еще не чувствовалась. «Север, — объяснил себе Данилов и опять подумал с раздражением и обидой: — Лучше бы я остался на „скорой“! Настоящая работа, настоящие люди, настоящая жизнь. Да и какая радость в отсутствие ночных дежурств, если без пары рюмок и заснуть не получается? Чьерт побьери! Действительно, проще было бы перейти на другую подстанцию, а не страдать херней…»

Владимир неторопливо шел по улице и пытался убедить себя в том, что, с одной стороны, никогда нельзя точно угадать, как повлияет то или иное решение на дальнейшую жизнь; а с другой — никогда не поздно что-то изменить. И не исключено, что, оставшись на первой своей работе, он бы жалел о упущенных возможностях.

Все к лучшему в этом лучшем из миров.

Лучшем ли? В этом Данилов еще сомневался, хотя сравнивать ему было не с чем.

Грубым дается радость,

Нежным дается печаль.

Мне ничего не надо,

Мне никого не жаль…

Сергей Есенин, «Грубым дается радость…»

И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это — томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.

Екклезиаст, 1:17-18

Психиатрическая помощь лицам, страдающим психическими расстройствами, гарантируется государством и осуществляется на основе принципов законности, гуманности и соблюдения прав человека и гражданина.

«Закон о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»

— Как вас зовут?

— Владимир.

— Кто вы по профессии?

— Врач.

— Какое сейчас время суток?

— Вечер… Нет, уже ночь.

— Какой день недели, какое число месяца?

— За вами на стене висит календарь. Обернитесь и посмотрите.

— Спасибо, я так и сделаю.

Оборачиваться не стала. Правило номер один: «никогда и ни при каких обстоятельствах не поворачивайся к больному, могущему представлять хоть какую-то опасность, спиной и ни на секунду не упускай его из виду».

— Какое сейчас время года?

— Весна.

— Где вы находитесь?

— В Москве.

Женщина в белом халате явно ожидала другого ответа, но с уточнениями лезть не стала — продолжила беседу, больше походившую на допрос.

— Что с вами произошло?

— Ничего особенного — родился, потом жил. Долго углубляться в детали.

— Деталей не надо, — поспешила согласиться собеседница. — Как вы здесь оказались?

— Перед вами лежит сопроводительный лист «скорой помощи». Там все написано.

Никакой реакции — ни сдвигающихся бровей, ни улыбки. Коровий взгляд больших, навыкате (щитовидка явно барахлит) глаз. Настороженности во взгляде не проскальзывает, значит — опытная, давно научилась владеть собой. Или все так обрыдло, что никаких эмоций не осталось.

— А почему вы к нам поступили?

— Вам лучше знать.

— Как по-вашему — вы нуждаетесь в нашей помощи?

— Спасибо, но я в состоянии решать свои проблемы самостоятельно.

— Разумеется. — Нет, с такой выдержкой надо в шпионы идти, а не здесь дни коротать. — Что вас беспокоит?

— Свет. Не люблю, когда очень ярко. Глаза режет.

— К сожалению, освещение не поддается регулировке…

Пересесть тоже нельзя — некуда. Обстановочка суперминималистская — стол, кушетка, стул у стола, белый шкаф в углу. Дверцы у шкафа не стеклянные, а металлические, вся мебель привинчена к полу здоровенными болтами. За дверью слышится сопение санитара. Искривленная носовая перегородка или полипы? Скорее всего перегородка — здесь небось часто по морде дают.

— О чем вы думаете?

Заметила. Внимательная, значит.

— Ни о чем.

— Хотите поговорить о том, что у вас на душе?

— Нет, спасибо.

— Вас окружают люди в белых халатах. Почему?

— Вам бы провериться или выспаться получше, ведь кроме вас здесь никого в белом халате нет. Какие «люди окружают»?

— Я выразилась образно. Вы ведь понимаете, когда говорят образно?

— Понимаю. Если образно, то люди в белых халатах окружают меня уже полтора десятка лет, с того дня, как я поступил в медицинский…

— Вы в Москве учились?

— Да.

— В каком?

— Во Втором.

Старая «классификация» въелась намертво. Какие там медицинские академии и университеты? Первый мед, Второй мед и Третий мед. Плюс «лумумба» — медицинский факультет университета дружбы народов, которому порядкового номера не досталось.

— А я — в Третьем. Скажите, Владимир, вам что-нибудь мешает прямо сейчас встать и пойти домой?

— Не что, а кто. Два амбала за дверью.

— А если я вам скажу, что они не станут вам препятствовать, то вы прямо сейчас встанете и уйдете?

— Да, разумеется.

— И куда вы пойдете?

— Домой, отсыпаться. Только вы все равно меня не отпустите.

Голова раскалывалась, шею саднило, но спать не хотелось. Хотелось лежать с закрытыми глазами и думать о жизни. Не вспоминать, ничего не вспоминать, а только думать, размышлять.

— Я постараюсь убедить вас в том, что остаться здесь прежде всего в ваших собственных интересах.

А ведь, в сущности, она права — идти-то некуда. Парадокс — есть два дома, а идти некуда. Потому что в одном месте — душно, а в другом мрачно.

— Предположим, что вы меня убедили.

Сбор анамнеза в психиатрии бесконечен. Если хочешь поскорее улечься и закрыть глаза, то не стоит затягивать процесс. Все равно эта мымра не отвяжется, пока не задаст все положенные вопросы. Мымра, как есть мымра — лицо острое, хищное, волосы похожи на свалявшуюся паклю, на лбу, несмотря на возраст «явно за сорок», — подростковая россыпь прыщей.

— Считаете ли вы себя больным?

— Тому, что здоровых людей не существует в природе, учат на первом курсе.