Расстрельное время - Игорь Болгарин

Фостиков попросил радистов «Владимира» связать его с Врангелем. Командующий уже находился на крейсере «Генерал Корнилов» и оттуда руководил эвакуацией.

Врангель ответил сразу, видимо, он эту ночь не ложился спать, разрешая массу ежечасно возникающих проблем.

— Петр Николаевич! Фостиков! — представился командир кубанцев. — Феодосия получила только три парохода. Они уже полностью загружены. Но в порту ещё остаются люди, в частности, остатки Тереко-Астраханской бригады и беженцы.

— Количество? — спросил Врангель и повторил: — Меня интересует количество.

— Тысячи две, может быть, чуть больше.

Врангель какое-то время молчал, видимо, советовался с ответственными за эвакуацию службами и затем ответил:

— К сожалению, в Феодосию мы уже просто не успеем направить никакие плавсредства. Направляйте всех оставшихся в Керчь. Там есть возможность всех их разместить на кораблях.

— Но это же что-то около ста верст! — напомнил главнокомандующему Фостиков. — Транспорта у меня почти нет.

— А я не могу предложить вам ничего иного, Михаил Алексеевич! Исполняйте! — и Врангель отключился от радиосвязи.

Фостиков на катере приплыл к берегу, и с пирса в рупор сообщил волнующейся толпе:

— Я только что разговаривал с главнокомандующим. Направить к нам сюда пароход нет никакой возможности. Но…

Толпа ахнула, загудела.

— Слушайте дальше! Но в Керчи всех вас ожидают пароходы! Не теряйте время, отправляйтесь с Богом! Не оставляйте без помощи раненых и немощных. Лошади есть, телеги тоже! Командовать переходом будет… — Фостиков взглядом просеял толпящихся на пирсе, обратил внимание на малознакомого статного пожилого полковника, который с обреченным видом стоял чуть в стороне от толпы. Всплыла в памяти и его фамилия: полковник Ковальский из Тереко-Астраханской бригады. Они пару раз мельком встречались. С иными встречаешься по несколько раз на дню, и не запомнишь. А полковник запомнился своей несуетностью и неразговорчивостью, и ещё умным пронзительным взглядом, притягивающим к себе.

— Командовать переходом будет полковник Ковальский! Он — опытный офицер, прошу ему довериться!

Ковальский удивленно взглянул на Фостикова, но не тронулся с места, осмысливая услышанное. К нему бросились несколько офицеров, стали что-то вразнобой говорить, советовать. Ковальский терпеливо всех выслушал и коротко сказал:

— Не будем терять время.

А Фостиков крикнул им вслед:

— Доброго пути! И до встречи!

Но никто уже не обратил внимания ни на его слова, ни на него самого. Они повернулись спиной к Фостикову и с пирса стали выбираться на дымную припортовую площадь. Там они увидели много брошенных телег и покинутых оседланных коней, которые бродили в поисках своих хозяев.

Ковальский с помощью офицеров из Тереко-Астраханской бригады стал формировать колонну. Это удавалось с трудом, потому что большинство коней были верховыми и никогда не ходили в упряжке.

— На «Дон»! — приказал Фостиков мотористу, и катер, разрезая легкую волну, помчался к перегруженному донцами пароходу.

На рассвете, едва только затеплился горизонт, «Аскольд», «Дон» и «Владимир» вышли в море и взяли курс на Севастополь, чтобы присоединиться к покидающей Россию эскадре.

Утром красноармейцы начдива Грязнова вошли в Феодосию.

Город догорал. Тяжелый запах пожарища висел над портовыми сооружениями. Среди дымных улиц бродили слишком поздно пробившиеся в город солдаты и офицеры — остатки каких-то воинских подразделений.

Пароходы уже покинули Феодосию. А полковник Ковальский с колонной вторые сутки двигался в Керчь. Опоздавшие люди не знали, что им делать и как поступить. Дать совет им уже было некому. Обезумевшие, они бродили среди дотлевающих пожарищ, то вдруг возникая из дымной синевы и так же торопливо растворяясь. Иногда раздавался глухой хлопок: кто-то, вконец отчаявшийся, кончал жизнь выстрелом в висок. Но большинство, сорвав с себя погоны, растекались по городским окраинам, пытаясь там найти укромное место и спрятаться.

Не успели ещё красноармейцы прочесать улицы и принять в плен и согнать в одно место оставшихся в городе белогвардейцев, как начальник разведки Рукавицын доложил Грязнову, что неподалеку от города к берегу пристали несколько катеров с какими-то вооруженными винтовками и пулемётами людьми.

— Кто такие? — спросил Грязнов.

— Издалека: люди, как люди. Погон нету, знаков отличия тоже, одеты, кто во что горазд. Но при двух пулемётах. Может, партизаны?

— Подробно выяснить и доложить! — приказал разведчикам Грязнов. — Если партизаны, принять с почётом.

Разведчики ушли, предварительно выставив вдоль набережной несколько пулеметов.

Военком Романов с несколькими своими подчиненными тоже спустился к берегу, стал ждать.

Прибывшие морем гости никуда не торопились. Они сидели на своих катерах, не предполагая, что находятся под наблюдением трех пулеметов. Видимо, совещались. Потом человек десять пошли по набережной к центру города. Шли безбоязненно, но с винтовками наготове. Могучий бородач катил перед собой, как детскую коляску, пулемет «Максим». Впереди вышагивал маленький, круглый, похожий на мячик морячок, одетый в кожаный бушлат и морскую офицерскую фуражку. Под их ногами сухо шелестела галька.

Когда они подошли почти к центру города, к портовым причалам, Романов внезапно вышел к ним из-за афишной тумбы. Он хотел несколько ошеломить их: слишком беспечно и безбоязненно шли они по чужому городу.

Но гости шаг не сбавили, продолжая все также неторопливо приближаться к Романову.

— Кто такие? — спросил Романов.

— Вот! Именно это интересует и меня! — сказал морячок и остановился напротив Романова.

— Я б не того-этого, не выкабенивался, — сказал гостям разведчик Рукавицын. — А то вон там, из-за сарайчика вас рассматривает один пулемет, из-за той хатки — второй.

— Вот это уже другой коленкор! А то сразу с вопросами! — весело сказал морячок: — Отряд крымских партизан!

— Вижу, что не беляки, — сказал Романов и представился: — Тридцатая стрелковая, комдив Грязнов, военком Романов — это я!

Романов взмахнул рукой, и из переулка вышли, ожидавшие сигнала, сам Грязнов в сопровождении своих ординарцев, связных и нескольких командиров полков. Когда они вплотную подошли к гостям, морячок как-то смешно сделал пару шагов ему навстречу и, вскинув руку к своей флотской фуражке, доложил:

— Командир отряда крымских партизан Иван Папанин. По распоряжению штаба прибыли занять город для установления в нем советской власти.

— Ах, ты ж, какая неприятность! Даже и не знаю, как поступить! — с деланной озадаченностью сказал комдив и тоже представился: — Командир Тридцатой дивизии Грязнов.