Скрипка дьявола - Йозеф Гелинек

— Георгий Роскофф ваш главный подозреваемый? — вдруг спросила Элена. — Я очень хорошо его знаю, он неспособен причинить кому-то вред и уж тем более — украсть скрипку.

— Мне очень жаль, но я не имею права обсуждать подробности расследования с посторонними людьми, — извинился Пердомо.

— Но я не прошу тебя сообщать подробности, — возразила она. — Я просто спрашиваю, на верном ли ты пути.

Пердомо не знал, что ответить. Он сам с трудом верил в то, что убийство совершил Роскофф. Как этот русский смог выманить жертву в пустой зал, чтобы безнаказанно задушить ее там? Какое отношение имеют к нему загадочные ноты, найденные в артистической?

— Я лишь могу тебе сказать, что мы недавно получили сведения, которые могут послужить ключом к раскрытию преступления.

— Должно быть, это ужасно трудно, да? — Дверца посудомоечной машины с щелчком закрылась, и тромбонистка устроилась на табурете, давая понять, что она не прочь поболтать на кухне.

— Трудно? Что?

— Случайно не проговориться. Никогда не говорить о том, что связано с расследованием. Я бы не смогла совершенно отделить профессиональную жизнь от личной. На репетициях мы, музыканты, обычно говорим о личной жизни. И наоборот, после работы до хрипоты спорим о музыке: этот альт-саксофон дутая величина, а в этом диске хороша только тема, остальное так себе. Мы не щадим друг друга!

В ярком свете кухни Пердомо как следует разглядел манящие глаза Элены Кальдерон. Эта девушка умела накладывать косметику, в отличие от многих других ухоженных женщин, которые нередко казались ему или размалеванными куклами, или ведьмами, собравшимися на шабаш. С помощью карандаша Элена придала своим глазам миндалевидную форму, а чтобы они казались больше, наложила на веки тени, постепенно сгущая цвет, и к тому же загнула ресницы, отчего казалось, что глаза раскрыты еще шире.

Хотя Пердомо твердо решил предоставить свободу действий девушке — его ограниченный опыт с женщинами подсказывал ему, что в этом деликатном деле недостаток инициативы не так опасен, как ее избыток, — он, не удержавшись, тихонько поцеловал ее в губы. Увидев, что девушка не проявила недовольства, он более не сдерживался, и она ответила ему поцелуем, который он запомнил надолго.

С того момента, как Элена сообщила, что Георгий Роскофф пользуется одеколоном «Гартман», инспектор Пердомо решил расставить русскому сети, хотя в конкретную форму его замысел облек младший инспектор Вильянуэва, с которым Пердомо пришлось поделиться информацией, так как он не мог осуществить свой план в одиночку.

Первое, что сделал Пердомо на следующее утро после ужина — после которого Элена распрощалась с ним многообещающим поцелуем в губы, — позвонил Миле, он не разговаривал с ней с тех пор, как они вернулись из Ниццы.

— Похоже, твои усилия очень скоро могут увенчаться успехом, — сказал он ей, не сообщив больше ничего.

— Я говорила тебе в первую нашу встречу, что иногда мне удается добиться успеха. — Ее голос теперь звучал гораздо веселее. — Вы кого-нибудь задержали?

— Возможно, задержим сегодня вечером. Как ты?

— Гораздо лучше. Хотя с тех пор, как мы вернулись, мне здорово достается от матери. Она упрекает меня, что я ее бросила. Некоторые пожилые люди обладают удивительной способностью внушать тебе чувство вины.

— Я буду информировать тебя по мере развития событий, — пообещал полицейский на прощание.

План Пердомо, в который он не посвятил комиссара Гальдона, чтобы не объяснять, что на след преступника вышла женщина-экстрасенс, сводился к следующему: младший инспектор Вильянуэва сыграет роль шантажиста. Он позвонит Роскоффу, скажет, что ему известно, что преступление совершил он, и в обмен на молчание потребует денег. Если русский придет на свидание с мнимым вымогателем, это будет означать, что скрипка у него и что Ане задушил он. Если не придет, то подозрение с него все равно не будет снято, потому что он мог просто испугаться или не поверить шантажисту. В этом случае придется воздействовать на него другими средствами. Конечно, возможен и другой вариант развития событий: русский может сбежать, что также, согласно всем правилам, будет равнозначно признанию вины. Пердомо не был горячим сторонником этих полицейских хитростей, но в данном случае он готов был сделать исключение по одной причине: судья никогда не выдаст ордер на задержание подозреваемого на основании свидетельства экстрасенса. Если русский и совершил убийство, то этого никто не видел, и подвергать его судебному преследованию можно было лишь в том случае, если он сам себя выдаст. Был еще один довод в пользу этого плана: в пятидесяти случаях из ста такая западня приводила к успеху. Вильянуэва напомнил ему, что не далее как в прошлом месяце агент бригады по охране исторического наследия задержал давно разыскиваемого преступника, занимавшегося подделкой картин, выдав себя за известного коллекционера Антонио Лопеса-Серрано, которому тот хотел продать картину.

Вильянуэва имел с Роскоффом краткую, но напряженную беседу. Пердомо слушал их с другого телефона, и весь диалог был записан на жесткий диск.

— Георгий Роскофф?

— Да. Кто говорит?

На другом конце провода слышались звуки духовых инструментов, которые настраивали перед репетицией. Пердомо прекрасно знал, где находится русский — в известном помещении для репетиций «Ла-Аталайя», сдававшем свои залы за почасовую плату. С раннего утра за предполагаемым убийцей следила пара агентов, чтобы тот не просочился у них между пальцами. При мысли о том, что среди музыкантов, возможно, находится Элена Кальдерон, полицейский вздрогнул.

— Не важно, как меня зовут, — ответил Вильянуэва. — Я знаю, это сделал ты, в ночь преступления ты выходил из Хорового зала.

В трубке раздался странный шум, знак того, что Роскофф перешел в другое место, стараясь уйти от какофонии, мешавшей продолжать диалог.

— Простите, — сказал русский, когда нашел место потише, откуда он мог говорить. — Я вас не расслышал. Как, вы сказали, вас зовут?

Младший инспектор слово в слово повторил заготовленную фразу, но русский абсолютно спокойно ответил:

— Не знаю, о чем вы говорите, сеньор. Что вам надо?

— Увидеться с вами обоими. С тобой и скрипкой. Ведь скрипка у тебя, так?

Русский не ответил. Должно быть, он полностью владел собой, его дыхание ничуть не участилось.

— Я жду тебя в полночь на площади, перед входом в Концертный зал, — продолжал полицейский. — Захвати с собой Страдивари. Эту цену ты должен будешь заплатить за то, что я не обращусь в полицию. Если ты все понял, повтори мне место и время встречи. Давай, я хочу тебя слышать.

Но русский, ничего не ответив, повесил трубку, пробормотав под нос: «Пошел ты на…» — русское ругательство, которое позднее им перевел переводчик из УДЕВ.

— По-твоему, он что-то знает? — спросил Пердомо после того, как разговор закончился.