Креольская принцесса - Бет Уайт

Он задержался еще на несколько секунд, лаская взглядом линию подбородка Лиз, ее полные губы и длинные густые ресницы. Он бы и через сотню лет не устал от этого занятия.

– Она трудилась до изнеможения, бедняжка, как и твоя сестра. Они обе меня удивили.

Рафаэль повернулся и увидел мать, которая прислонилась к стене позади него. Она выглядела уставшей, но была настороже. Внезапно она сладко зевнула, и они рассмеялись.

– Ты меня тоже удивляешь, мама. – Он оперся плечом о дверной косяк. – Я рад, что ты и София помогаете другим. Лиз, Дейзи и Скарлет, по всей видимости, занимаются этим уже много недель.

Она напряглась, почувствовав в его голосе осуждение.

– Никто не может упрекнуть меня в лености.

Он молча посмотрел на мать. Уважение и любовь к матери боролись в нем с негодованием из-за несправедливого отношения к Лиз. Он осторожно продолжил:

– Я хочу, чтобы ты объяснила мне, почему Лиз живет здесь, а не у нас дома. И я не поверю, что она ушла по собственному желанию, поэтому не нужно пытаться меня в этом убедить.

Губы матери превратились в тонкую линию.

– Как ты смеешь со мной так разговаривать?

– Мама, мне уже не пять лет. – Он вздохнул и почесал щеку, покрытую щетиной. – Я пойму твои сомнения, если ты объяснишь…

– Нечего объяснять. Как раз перед твоим отъездом в Техас мы с Софией услышали, как вы с Лиз обсуждали письмо, из-за которого она так расстроилась. Естественно, мы захотели узнать причину ее печали. – Донья Евангелина пожала плечами. – Она рассказала про мадам Дюссой, про историю ее конфликта с отцом Лиз. Когда я выразила определенное сочувствие бедной женщине…

– Сочувствие? К Изабель Дюссой? – Выпрямившись, Рафаэль удивленно посмотрел на мать. – Ты лишилась рассудка?

Мать холодно взглянула на сына:

– Когда тебя отвергают ради рабыни-негритянки, то это большое оскорбление.

– По сравнению с чем? С тем, что тебя выгоняют на улицу, потому что ты дочь этой рабыни? Мама, подумай! А что, если бы ты была на ее месте? Ты бы приняла свою судьбу с таким же спокойствием и пониманием, как Лиз? Учитывая все то, что ей довелось пережить, ты бы осталась хоть отчасти такой же леди, как она? – Чувствуя, что его трясет от гнева, Рафаэль закрыл глаза и попытался успокоиться. – Прости меня, если я в этом засомневался.

Наступило долгое молчание.

– Ты собираешься жениться на ней, так ведь?

– Если я ей буду нужен. – Он открыл глаза, повернулся к матери спиной и жадно посмотрел на Лиз. – Что сомнительно теперь, когда она отдалилась от нас из-за тебя.

– Но, Рафаэль… ты мог бы взять в жены любую из милых испанских девушек. Вон сколько их дружит с Софией.

– Мне не нужно никаких испанских девушек. Мне нужна эта креолка. Она смелая, преданная, находчивая и еще очень много какая, у меня нет времени перечислять все ее достоинства. – Он устало посмотрел на мать. – Тебе придется поверить мне на слово, что я не передумаю, и, если ты ценишь мою любовь, ты примешь Лиз как свою любимую дочь. Ты меня поняла, мама?

Она медленно кивнула:

– Я не знала…

– Теперь ты знаешь.

Он повернулся, чмокнул ее в щеку и пружинящей походкой пошел по коридору к выходу. Это был непростой разговор, но теперь, когда он состоялся, Рафаэль мог сосредоточиться на других обязанностях. Если бы ему дали на выбор возможность пасти стадо бодливых быков или иметь дело со вздорными женщинами, он, не задумываясь, выбрал бы скот.

Новый Орлеан, Кабильдо

Конец августа 1779 года

В Кабильдо царило небывалое оживление. То и дело в кабинет Гальвеса входили испанские офицеры. Оливер Поллок, ставший банкротом после урагана, решил поучаствовать в кампании на реке Миссисипи, поэтому он постоянно ходил за губернатором следом, записывая все приказы, которые тот отдавал. Небольшая группа американских солдат также пыталась помочь, но от них было больше проблем, чем пользы.

Рафаэль считал чудом и прямым вмешательством Господа, что Гальвес смог перегруппировать и укрепить свой флот меньше чем за две недели. Гальвес надеялся застать британцев врасплох после прошедшего ужасного шторма и нанести им быстрый удар. Испанский флот под командованием Гирона должен был отплыть с вечерним приливом, сначала к Манчаку, чтобы взять форт Бут, а потом на север, к Батон-Ружу. Сам Гальвес собирался продвигаться по суше с батальоном, собранным из испанской пехоты, французских креолов, американцев, свободных негров, индейцев и много еще кого. Это было разномастное воинство, собранное благодаря харизме и обаянию Гальвеса. Мотивы у этих людей тоже были разные. Кто-то боролся, воодушевленный национальной гордостью, кем-то двигала жадность, кто-то воевал за идеалы.

Рафаэль отдал бы многое, чтобы стать частью этого батальона. Но губернатор решил оставить его и Симона Ланье в Новом Орлеане. Симон должен был следить за оснащением каждого судна, которое приходило в порт, а Рафаэлю поручалось обновлять запасы боеприпасов и оружия на складах Кабильдо. Он также должен был следить за тем, чтобы скот, пригнанный из Техаса и чудом уцелевший в шторм, был накормлен и здоров и чтобы поставки продовольствия с окрестных ферм и плантаций не прекращались.

Каждый день он был занят по двадцать часов, и так семь дней в неделю. Ему едва хватало времени перекусить. Но Гальвес, видимо, посчитал, что этого было недостаточно, и поручил ему заняться снаряжением солдат, а именно починкой и заменой формы, сапог, белья и прочего. Когда Гальвес и его армия покинули город, а флот поднял паруса и вышел в море, Рафаэль наконец смог сосредоточить внимание на спасенных женщинах, которые ждали в форте, пока спадет вода, чтобы заняться уборкой в своих домах.

К собственному удивлению, он обнаружил, что его мать является чудесным источником здравого смысла и неиссякаемой энергии. Она согласилась ему помочь, а точнее, вообще взяла в свои руки всю заботу о женщинах. Рафаэль был приятно удивлен такому повороту событий. Донья Евангелина организовала свою армию прачек и швей с энергией и мастерством Сида Кампеадора[45], приведя в порядок склады, чтобы Рафаэль мог найти все, что ему понадобится, потратив на это минимум сил и времени.

Лиз, Дейзи и Скарлет служили младшими офицерами при Маленьком Генерале, как они начали называть мать Рафаэля. Каждая из них взяла на себя часть обязанностей, сделав из них собственный театр военных действий.

Рафаэль был им очень благодарен, но у него не было времени общаться с ними. Женщины занимались своими обязанностями, а он своими.

Однажды вечером в середине сентября он сидел голодный и уставший в пустом кабинете губернатора и читал письмо от Гальвеса. Тот писал, что Манчак и Батон-Руж были заняты испанцами именем Его Величества Карлоса III и что скоро они двинутся к Натчезу. Рафаэль подумал, что это очень хорошо, и положил голову на стол. Он отдохнет всего минутку.