Миры Бесконечности - Акеми Дон Боумен

Я сжимаю губы и сосредоточиваюсь на наших руках. Интересно, чувствует ли он, как колотится мое сердце?

Но чем больше проходит времени, тем сильнее я морщу лоб.

– Мне… мне ничего не удается придумать, – признаю я.

Гил пристально смотрит на меня.

– Должно же быть какое-то воспоминание, от которого ты испытываешь счастье?

– Конечно, такие есть. Но все мои хорошие воспоминания кажутся… – Я обрываю себя.

Они кажутся испорченными. Искаженными. Ведь того, что раньше вызывало у меня радость, больше не существует.

Музыкальный проигрыватель пластинок. Молочные коктейли и картофель фри. Просмотр с кем-нибудь передач о сверхъестественном. «Токийский цирк». Семья.

Все это было частью моей земной жизни, но пропало после смерти.

И я все еще сомневаюсь, что после смерти есть поводы для радости.

– А как же принц? – внезапно спрашивает он.

– А что с ним? – нахмурившись, спрашиваю я.

– Неужели тебе не доставляет радости то… что благодаря тебе мы наконец сожжем это герцогство дотла, – объясняет он.

Я опускаю глаза:

– Это не сделает меня счастливой.

Гил сжимает мою руку.

– Знаешь, на самом деле это не очень приятно. Обманывать кого-то. Пусть это и Колонисты, – старательно отводя взгляд, говорю я. И прежде чем он начнет читать мне нотации по поводу моего отношения к Сопротивлению, добавляю: – Я знаю, что это необходимо сделать. Но это не означает, что это доставляет мне удовольствие.

– Просто помни, кто твой враг, – предупреждает Гил, и в его глазах вновь вспыхивает огонь.

Лицо Келана вновь всплывает у меня перед глазами. Принц с серебристыми глазами, которому, кажется, нужен друг.

Который, кажется, хочет…

– Думаю, я могла бы ему понравиться, – мой голос дрожит. – Ну, такая, как я.

На лице Гила появляется такое выражение, в котором идеально сочетаются веселье и снисходительность.

– Что в этом смешного? – тут же обижаясь, допытываюсь я. – Неужели так трудно поверить, что не все ненавидят меня, как ты?

Его ухмылка исчезает:

– Я никогда не говорил, что ненавижу тебя. Я тебе не доверяю. А это совершенно разные вещи.

– До сих пор? – уточняю я, хотя и сама не уверена, что хочу знать ответ.

К счастью, он ничего мне не отвечает.

Хотя, наверное, это все же плохо.

– Я хочу, чтобы люди выжили, – уверенно говорю я. – И хотя имею свое мнение по каким-то вопросам, это не означает, что я против жителей Поселения. Мне так же сильно, как и тебе, хочется, чтобы Сопротивление победило.

– Поэтому ты помогаешь Тео? – спрашивает он. – Ты отправилась во дворец, не сказав об этом Аннике, чтобы найти доказательства, что Мартина можно спасти. Так чем это поможет Поселению?

Я лихорадочно обдумываю его слова. Как он узнал?

Гил раздраженно вздыхает:

– Тео совершенно не умеет скрывать свои чувства. И никогда не мог ничего скрыть от меня.

– То, что мы хотим сделать, никак не навредит Поселению. Я не прошу у тебя отсрочить ваши планы. А прошу лишь дать большей свободы, чтобы попробовать спасти Мартина.

– Я знаю, что ты всегда думаешь о своей сестре и о том, каким будет этот мир, когда она попадет сюда. Но ты не единственная, у кого есть люди, о которых нужно позаботиться. Я… я знаю, каково это… желать избавить дорогого тебе человека от боли. – Он опускает подбородок, желая скрыть эмоции, на мгновение прорвавшиеся. – Знаю, каково это… желать уберечь его от этого ада.

Мне ничего не известно о семье Гила в смертном мире. Я никогда не спрашивала… никогда не задумывалась, есть ли у него кто-то.

Но боль, которую он испытывает, мне знакома…

Возможно, в мире живых у Гила есть своя Мэй.

Я сглатываю и вдруг понимаю, что мы все еще держимся за руки, но сейчас я уже не уверена, что хочу отстраниться.

– Если ты это понимаешь, то помоги нам, – еле слышно выдыхаю я.

Но он качает головой:

– Я не поставлю под удар нашу миссию.

– Значит, мы по разные стороны баррикад, – говорю я.

– Видимо, да, – отвечает он.

Я смотрю на наши переплетенные руки.

Могли ли мы стать друг для друга кем-то еще в другой жизни? Кем-то еще, кроме врагов, сражающихся по одну сторону фронта?

И хотя я понимаю, что этот момент должен закончиться, но не хочу этого. Мне хочется остановить время, насладиться тишиной леса и ароматом моря, доносящимся с берега. Хочется запомнить каждую мерцающую звезду и то, как Гил смотрит на меня. Словно он может почувствовать то же самое.

Но в другой жизни.

И в это мгновение наши руки начинают светиться, отбрасывая на наши лица серебристое сияние. Я смотрю на Гила, а он не сводит с меня глаз.

– Это ты или я? – спрашиваю я.

И, словно в ответ, лес вокруг нас озаряет сияние. Светящиеся белые шары устремляются к нам отовсюду и начинают кружить над нами, словно в танце. Это красиво, безупречно и запомнится надолго.

На моем лице появляется широкая улыбка:

– Ты просто выпендриваешься.

А Гил продолжает рассматривать мое лицо. Он так близко, что я вижу каждую его ресничку и карие искорки в глазах. Чувствую запах жженой древесины, исходящий от его одежды и листьев, что запутались в его волосах. Замечаю, как кривится в привычной ухмылке его рот… словно он хочет что-то сказать, но сдерживается.

Но при этом кажется, будто он находится в тысяче километров отсюда.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но свет внезапно гаснет, а Гил отпускает мою руку. На его лице вновь появляется отстраненное выражение, и я прижимаю ладонь к груди, словно это ранит меня.

– Нам пора возвращаться. Здесь небезопасно, – говорит он и вновь устремляется к докам.

Но я не сразу иду за ним.

Мне требуется несколько секунд, чтобы восстановить дыхание.

– Ты действительно думала, что я ни о чем не узнаю? – Анника стоит перед голограммой дворца принца Келана, которая медленно вращается вокруг своей оси.

Мы с Тео переглядываемся.

«Гил», – догадываюсь я. Конечно же, он рассказал о нас. Самодовольный предатель.

И как я могла подумать, что мы можем стать друзьями?

Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не закатить глаза:

– Не знаю, что сказал Гил, но…