Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин

Корень проблемы в том, что для славянофилов – при всех возможных оговорках – была неприемлема частная собственность, и прежде всего частная собственность на землю (с их точки зрения земля в конечном счете должна быть государственной собственностью и всенародным владением). И утверждая, что содержание славянофильской мысли «выше» западного социализма, Хомяков исходил прежде всего из реального существования в тогдашней России крестьянской общины, могущей стать, по его убеждению, основой плодотворного бытия страны в целом».

Конечно, методы осуществления социалистических и коммунистических преобразований предполагались разные, но сами по себе идеалы признавались наиболее отвечающими русским национальным традициям, сложившимся в особой природной, исторической и культурной среде. Герцен писал: «Социализм, который так решительно, так глубоко разделяет Европу на два враждебных лагеря, – разве не признан он славянофилами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку».

…Когда мы говорим об истории революционных организаций, то надо, помимо описания событий, особое внимание уделять идеям, которые вдохновляли представителей того или иного тайного общества, а также тем, кто создавал данные теории. Полезно задуматься: какими были эти люди? что заставило их встать на революционный путь? какие общественные и личные цели они преследовали? почему их не удовлетворял существующий государственный строй, как они желали его преобразовать и какими средствами?

В наше время, когда на Западе и в России после социальных катастроф и благодаря им установилось буржуазное общество, имущие власть и капиталы склонны упрекать революционеров во всяческих грехах и преступлениях (забывая, конечно же, о собственных), обвинять их огульно в низменных помыслах и одновременно в утопизме, полезно ознакомиться с наиболее видными отечественными революционерами-теоретиками. Только так можно убедиться в том, какими незаурядными, оригинальными и очень разными людьми они были.

Надо иметь в виду, что почти все они подвергались гонениям за свои убеждения, порой рисковали жизнью, не имея надежды увидеть при жизни результаты своей деятельности. Им редко доставались лавры, значительно чаще – терновые венцы. Почти все они были подвижниками, а некоторые из них даже, по признанию сторонних наблюдателей, походили больше на святых, чем на разбойников.

Главная и общая их особенность: для них первичным было сознание, а не бытие; духовные потребности они ставили выше материальных.

Он был внебрачным сыном богатого барина и немки, привезенной им в Россию (отсюда искусственная фамилия от немецкого «херц» – сердце), получил хорошее образование, окончил естественный факультет Московского университета. В 22 года за свободомыслие был арестован и сослан; жил в Перми, Вятке, Владимире. Вернулся в Москву убежденным революционером-демократом.

Опубликовал блестящие сочинения: «Дилетантизм в науке» (1843), «Письма об изучении природы» (1846). Написал роман «Кто виноват?» (1845). На следующий год уехал с семьей за границу и уже не возвращался на родину. В 1853 году основал в Лондоне «Вольную русскую типографию», в которой печатал сборники «Полярная звезда», продолжавшие традиции декабристов, и газету «Колокол», призывавшую к свержению крепостничества и самодержавия. Самым значительным сочинением Герцена стала многотомная книга воспоминаний и размышлений «Былое и думы».

Предвидя серьезные общественные катаклизмы, подчеркивал он одну из главных причин: растущее самосознание угнетенных классов: «Сила социальных идей велика, особенно с тех пор, как их начал понимать истинный враг, враг по праву существующего гражданского порядка – пролетарий, работник, которому досталась вся горечь этой формы жизни и которого миновали все ее плоды». Он не питал иллюзий относительно времени господства новых идей: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей, тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма…»

На примере Герцена видно, насколько условно деление серьезных мыслителей на два лагеря: идеалистов и материалистов, «западников» и славянофилов, консерваторов и революционеров. Его обычно относили к материалистам. Он действительно исходил из анализа природы, стремления понять ее жизнь. Такова исходная позиция материалистов: стремление объяснить мир на основе опытных знаний и основанных на них выводов. Но при этом не учитывается бесспорный эмпирический факт: существование разума. Если его признать необязательной, случайной принадлежностью мироздания, тогда картина механической Вселенной выглядит удручающе убогой и бессмысленной. Это понимал Герцен, отделяя себя от механистического материализма: «Вообще материалисты никак не могли понять объективность разума… У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом». Вслед за Гегелем он признавал разум естественным и неотъемлемым качеством действительности. Хотя остается неясным, каким образом он мыслил сознание в природе вне человека.

Герцен критиковал славянофилов за излишние упования на самодержавие и православие. После жестокого подавления революционного движения 1848 года в Европе и торжества буржуазного духа, вернее сказать, буржуазной бездуховности, ориентированной на материальные ценности и индивидуализм, Герцен отшатнулся от «западников». Он убедился, что в Европе «распоряжается всем купец».

В отличие от юношеской веры во всеобщий прогресс он убедился, что «в природе и истории много случайного, глупого, неудавшегося, спутанного». И это не просто проявление хаоса, пробивающегося подобно раскаленной лаве из-под застывшей коры, а какая-то изначальная тайна бытия. Ее тщетно старается постичь наука. По его мнению, «каждая отрасль естественных наук приводит к тяжелому сознанию, что есть нечто неуловимое, непонятное в природе».

Он не желал мириться с гнусными чертами действительности. Оставив «немытую Россию» (говоря словами М.Ю. Лермонтова), очутился в чистом, но отвратительно пошлом западном обществе. По верному замечанию С.Н. Булгакова, он «не удовлетворился бы никакой Европой и вообще никакой действительностью, ибо никакая действительность не способна вместить идеал, которого искал Герцен».

Религиозные философы находили успокоение и утешение в христианской вере. Но такой индивидуальный уход от противоречий и нелепостей реального мира не удовлетворял Герцена. Его научно ориентированный ум, прошедший серьезную школу естествознания, стремился к объективным выводам, основанным на фактах. А эти выводы были неутешительны.

Природа не подчинена всеобщему разуму; пути общества неисповедимы; судьба личности, обреченной на неизбежную смерть при сомнительной надежде на бессмертие, трагична. Он не искал утешения в бездумной вере, основанной на страхе смерти и надежде вымолить место в лучшем потустороннем мире.

Подобно герою античности он бросал вызов судьбе, отстаивая достоинство личности. Это был честный и мужественный выбор. «Прибавим к этому, – писал, исходя из других посылок, религиозный философ В.В. Зеньковский, – что пламенная защита свободы и безупречное следование требованиям морали соединялись у Герцена с глубоким эстетическим чувством».