Лживая весна - Александр Сергеевич Долгирев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы, конечно, по делам. Верно, Хольгер?
– Да, Уго. Нам нужна твоя консультация.
– Холодное, огнестрельное?
Франчини становился деловитым и сконцентрированным, когда речь заходила об оружии.
– Холодное. Я принес фотографии.
Вюнш передал Уго сверток с фотокарточками жертв. Тот сначала быстро просмотрел их все, а после этого начал рассматривать их заново, на сей раз, внимательно вглядываясь в каждую. В это время на лице Уго появилась заинтересованность, а его губы сложились в легкую улыбку. «До сих пор жутковато» – когда Хольгер в первый раз принес Уго фотографии жертвы убийства, его изрядно удивило, что Франчини не показал никаких отрицательных чувств, рассматривая их. У большинства людей вид трупа, а тем более вид жертвы убийства вызывает отторжение и страх, но дело было в том – и Вюнш это быстро понял – что Уго не видел трупы. Когда он смотрел на фотографию бедной Маргариты, он видел только раны на ее шее и лице, а не истерзанную девочку. Хольгер понял это, когда спросил у Франчини, двадцать минут разглядывавшего рану на лбу, о том, носила ли жертва усы, а Уго не смог ответить.
– У меня есть идеи. Даже не одна, но ты наверняка пришел со своими.
– Верно, Уго. Давай начнем с девочки.
– С какой девочки?
– С резаных ран на шее и округлой раны на лице.
– Ааа! Да, очень интересная рана на лице! Убийство недавно произошло?
– Давно, одиннадцать лет назад.
– Так это недавно… И какие у тебя идеи, Хольгер?
– Армейский нож образца 1916-го года.
– Возможно… Вполне возможно. Ты имеешь в виду с Западного фронта с выступающей вперед крестовиной?
Увидев непонимающие взгляды полицейских, Уго пояснил:
– С гардой!
– Да, именно такой.
– Ты знаешь, это вполне возможно. Позволь, я сейчас его принесу.
Франчини вышел из комнаты, а Майер обратился к Вюншу:
– Он что, действительно не обратил внимания на жертв?
– Я же предупреждал, что Уго – человек своеобразный. Но можете не сомневаться – все, что касается ранений, он увидел и запомнил.
Франц кивнул, а затем, быстро глянув на Хольгера, вдруг спросил:
– А какой бы вы выбрали?
– Вы о чем?
– Какой бы вы меч выбрали?
– А зачем мне меч?
– Ну, представьте, что вас вызвали на дуэль или, например, вы оказались в бою, где используют только мечи.
– Хм, на дуэль я взял бы свой Люгер и это была бы самая короткая дуэль в истории… А насчет боя…
Хольгер начал озираться по сторонам. Двуручные варианты он отмел сразу. В тесном строю или в окопе с железной оглоблей не развернешься. Взгляд Вюнша упал на короткую широкую саблю. «Тяжелая гарда – можно наносить удары по лицу». Гарда хорошо защищала руку, а клинок подходил для боя в условиях тесноты. Он указал Майеру на свой выбор. Хольгеру понравилась эта игра, и он решил ее продолжить:
– А вы?
Майер, очевидно, заранее решил, так как ответил почти сразу:
– Для дуэли эспаду – это испанский вариант шпаги – и клинок дагу. Я видел их в гостиной. Испанская традиция более прагматична, чем французская, более сконцентрирована на результате.
Франц открывался с новой стороны.
– Вы учились фехтованию?
– Да, немного в Париже для развлечения.
Хольгеру стало интересно, что Майер взял бы в бой:
– А что бы вы выбрали для сражения, Франц?
Однако ответить он не успел, так как вернулся Франчини. Уго положил на стол три ножа. В среднем из них Хольгер узнал тот самый нож, который встречал на Войне.
– Который из них ты имел в виду?
– Вот этот, средний.
Уго отложил остальные ножи в сторону, а указаный Хольгером взял в руки.
– Вы, немцы, все же делаете отличное оружие. Нужно отдать вам должное в этом. – Произнес Франчини после того, как еще раз тщательно осмотрел фотографии тела Маргариты, то и дело поглядывая на нож, который он все это время не выпускал из правой руки.
– Отличная режущая способность. Материал крепкий и надежный. Вот эта идея с выступающей вперед крестовиной – просто и очень удобно. Я бы сказал, очень по-немецки. Пожалуй, ты прав, Хольгер, это тот самый нож. Только убийца как-то неловко им пользовался. Может, волновался? Он мог одним сильным ударом убить жертву, но вместо этого сделал много порезов разной глубины. Но при этом удар в лицо был нанесен с расчетом именно на полученный в итоге результат. Рана на лице четкая – убийца знал, что она останется. Хотя это уже твоя работа…
Уго широко улыбнулся, что, с учетом сказанного им до этого, выглядело пугающе.
– То есть ты согласен, что такой нож был орудием убийства девочки?
– Да, это вероятно… Но другим жертвам проломили череп да и этой нанесли удары по голове. Ты обратил внимание на крестообразные проломы, Хольгер?
– Да, я думаю, что это траншейный шестопер.
– Именно шестопер? Заводской или кустарный?
Заводской для штурмовых групп. У тебя есть такой?
Франчини посмотрел на Вюнша укоризненно.
– Конечно есть, Хольгер. У меня имеется все вооружение Германской армии с 1898-го года.
– Прости, Уго… Так ты согласен, что это может быть он?
– Пожалуй, да. Хотя, конечно, такие шипы использовались не только вами. Я его сейчас принесу и сравним.
На этот раз Уго вернулся быстро. Он принес два очень похожих друг на друга шестопера. Вюнш похвалил свою память – он почти точно запомнил оружие, которым пользовались бойцы штурмовых групп. Стальная палка, на одном конце которой была деревянная рукоять, заканчивающаяся широким набалдашником, а на другом конце приварены стальные пластинки, на каждой второй из которых был, в свою очередь, приварен стальной шип крестообразной формы.
Второй шестопер имел похожие очертания, но был значительно более старинным, покрытым слоем ржавчины. Кроме того, он был немного длиннее.
– Удивительно! Немецкий траншейный шестопер 1916-го года и шведский шестопер из XVI века оказались так похожи! Посмотрите господа – только слой ржавчины и разная длина позволяют их отличить!
– Это может быть орудием убийства?
– Да, вполне возможно. Конечно, точно сказать нельзя, сам понимаешь, Хольгер… Но похоже, очень похоже.
Майер во второй раз за время визита вступил в разговор с Уго:
– А что насчет тупого тяжелого предмета?
– Ну, тут мне понадобится время, чтобы определить хотя бы ближний круг предметов, которые могли оставить такие следы. Учитывайте, что это могло быть и вовсе не оружие…
Франц понял, что совершил ошибку и перефразировал вопрос:
– Набалдашник такой булавы мог послужить этим предметом?
– Вполне.