Время уходить - Джоди Пиколт

Я мигом ретируюсь обратно в здание автовокзала, где работают кондиционеры, и изучаю карту штата Теннесси. Хохенуолд, где находится заповедник, расположен к юго-западу от города, примерно в полутора часах езды. Я предполагаю, что это не слишком популярное у туристов место, а значит, на общественном транспорте туда не добраться. И я не настолько глупа, чтобы отправиться в такой путь пешком. Неужели преодолеть последние восемьдесят миль окажется труднее, чем тысячу?

Некоторое время я стою перед висящей на стене гигантской картой Теннесси и думаю, что надо было уделять больше внимания географии, а то я практически ничего не знаю об этом штате. Делаю глубокий вдох и вновь выхожу наружу. Бреду по центру города, заглядываю в магазины, где продается ковбойская атрибутика, и в ресторанчики с живой музыкой. На улицах припарковано немало легковых машин и фур. Я разглядываю номерные знаки – многие автомобили, похоже, взяты напрокат. Правда, у некоторых внутри есть детские кресла, а кое-где по полу рассыпаны компакт-диски – следы беспорядочной жизни хозяина.

Потом я принимаюсь читать наклейки на бамперах. Одни вполне ожидаемы («Американец по рождению, южанин милостью Господа»), а от некоторых меня просто воротит («Спаси юнца, подстрели гея»). Но я ищу ключи, как сделал бы Верджил, намеки на то, что за люди – владельцы этой машины. Наконец на одном пикапе нахожу стикер с логотипом частной школы в Колумбии. Отлично, я одним выстрелом убью двух зайцев: у машины есть кузов, где я могу спрятаться, а город Колумбия, если верить карте, находится по дороге к Хохенуолду. Думая, что меня никто не видит, я ставлю ногу на задний бампер, чтобы забраться в кузов и лечь на дно, как вдруг:

– Что ты делаешь?

Я так увлеклась наблюдением за людьми на улице, выбирая удобный момент для нырка в машину, что не заметила, как сзади ко мне подошел маленький мальчик. Ему на вид лет семь, и он потерял столько молочных зубов, что оставшиеся во рту напоминают могильные камни на кладбище.

Присев на корточки, я призываю на помощь весь свой опыт общения с малышней.

– Играю в прятки. Хочешь со мной? – (Он кивает.) – Отлично. Но это будет наш секрет. Нельзя ничего говорить маме или папе. Ты умеешь хранить тайны?

Мальчик торжественно поднимает и опускает подбородок, а затем спрашивает:

– А потом будет моя очередь прятаться?

– Само собой, – обещаю я и залезаю в кузов.

– Брайан! – Из-за угла выбегает запыхавшаяся женщина, а позади нее тащится угрюмая девочка-подросток. – Иди сюда!

Металлический кузов раскален, как поверхность солнца. Я буквально ощущаю, как у меня на ладонях и на бедрах вздуваются пузыри. Чуть-чуть приподнимаю голову и приставляю палец к выпяченным губам – универсальный жест, беззвучно говорящий: «Тссс».

Мама мальчика приближается к нам, поэтому я ложусь на дно, складываю на груди руки и задерживаю дыхание.

– Потом будет моя очередь, – шепчет малыш.

– С кем это ты разговариваешь? – спрашивает его мама.

– Со своей новой подругой.

– Сколько раз можно объяснять, что обманывать нехорошо, – произносит она и отпирает дверцу машины.

Бедный Брайан: мало того что мама ему не поверила, так еще и я вовсе не собираюсь выполнять данное ребенку обещание. Мне придется выйти раньше, чем настанет его очередь прятаться.

Кто-то открывает изнутри заднее окошко, чтобы было попрохладнее. Сквозь него я слышу радио, а Брайан, его сестра и мама тем временем выезжают на шоссе и направляются, как я надеюсь, в Колумбию, штат Теннесси. Закрыв глаза, я лежу под палящим солнцем и представляю, что нахожусь на пляже, а не в железном кузове.

Все песни, которые звучат по радио, на один лад: о том, как славно ехать на таком вот грузовичке, или о добрых девушках с разбитым сердцем. Мелодии кажутся мне похожими. Моя мать испытывала такое сильное отвращение к банджо, что это даже смахивало на аллергию. Помню, заслышав в голосе певицы малейший намек на гнусавость, она сразу выключала радио. Могла ли женщина, ненавидевшая музыку кантри, поселиться неподалеку от знаменитого концертного зала «Грэнд оул опри»?[10] Или она использовала эту свою неприязнь в качестве дымовой завесы, рассудив, что никому из тех, кто хорошо ее знал, даже и в голову не придет искать ее в таком месте?

Покачиваясь на дне кузова, я думаю: «Во-первых, банджо – это не так уж и плохо; во-вторых, со временем люди меняются».

Не будет преувеличением сказать, что для слонов период спаривания – это время песен и танцев.

Как и во всех прочих ситуациях, когда эти животные общаются друг с другом, подаваемые голосом сигналы всегда подкрепляются жестами. В обычный день матриарх может, к примеру, протрубить: «Пошли!» – и одновременно развернется всем корпусом, показывая направление, куда должно двигаться стадо.

Звуки, сопровождающие спаривание, сложнее. В дикой природе мы слышим ритмичное нутряное урчание половозрелых самцов – низкое и глубокое, раскатистое, словно бы смычком гормонов проводят по струнам злости. Самцы издают такие звуки, когда бросают вызов другим особям мужского пола, когда их застает врасплох приближение машины, когда они ищут себе партнершу. У каждого самца свой голос. При этом слоны обязательно машут ушами и обильно мочатся.

Заслышав мустовую песнь слона, все самки в стаде хором отвечают ему. Таким образом они привлекают не только самца, начавшего «разговор», но и всех подходящих холостяков, которые находятся поблизости, чтобы иметь возможность выбрать наиболее привлекательного партнера. Я имею в виду не внешние данные претендента, в данном случае речь идет о самце с наилучшими шансами на выживание: слон должен быть взрослым и здоровым. Если самец не понравился самке, она всегда может убежать, даже если партнер уже взгромоздился на нее. Но, разумеется, это только в том случае, если у нее есть шанс найти ему более достойную замену.

Для расширения возможностей выбора за несколько дней до начала течки слониха издает особый сигнал о готовности к спариванию – мощный призывный рев, который привлекает к ней множество особей противоположного пола. И еще самка поет специальную брачную песню, извещая самца о своей готовности. В отличие от брутального рева слонов песни слоних лиричны – это повторяющееся горловое урчание, этакое воркование с восходящей тональностью, которое постепенно замирает. Слониха громко хлопает ушами, и из височных желез у нее выделяется секрет. После совокупления к ней присоединяются другие самки из стада: звучит целая симфония рыков, урчания и трубных звуков, похожих на те, что они издают и в других ситуациях общей радости – при рождении слоненка или же встречаясь после разлуки.

Известно, что у китов самку получает тот самец, который исполняет самую сложную песню. В противоположность китам у слонов самец совокупляется со всеми, с кем сможет; у слонов поют самки, и это пение обусловлено биологической необходимостью. Период течки у слоних продолжается всего шесть дней, а партнеры, пригодные к спариванию, могут в это время оказаться далеко. Феромоны на таком расстоянии не срабатывают, а потому слонихе приходится использовать еще какие-то дополнительные способы для привлечения потенциальных женихов.