Время уходить - Джоди Пиколт

Ну а сейчас, вся дрожа, я, пятясь, вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Взяла на руки сразу затихшую Дженну и отнесла ее в кровать, которую делила с незнакомцем, случайно оказавшимся отцом моего ребенка. Несмотря на пережитое потрясение, уснула я мгновенно: глубоким бархатным сном, зажав в ладони, как упавшую звездочку, ручонку своей дочери.

Когда я проснулась, солнце скальпелем полосовало комнату, а над ухом жужжала муха. Я помахала рукой у виска, чтобы прогнать ее, но поняла, что мешает мне вовсе не назойливое насекомое и избавиться от противного гудения невозможно. В заповеднике работало строительное оборудование – похоже, велись какие-то ландшафтные работы.

– Томас, – позвала я, но он не откликнулся.

Подняв с кровати Дженну, которая уже проснулась и улыбалась, я отнесла девочку в кабинет. Мой муж сидел за столом – уткнулся лицом в журнал ежедневных записей и отключился. Я посмотрела, как поднимается и опускается его спина, чтобы удостовериться, жив ли он, и посадила Дженну в заплечную перевязь, чему научилась у африканских женщин, которые готовили еду в лагере. Выйдя из дому, я села на квадроцикл и направилась к северному краю заповедника, где вчера оставила Мауру.

Первым, что я увидела, была загородка из колючей проволоки под напряжением. Маура ходила вдоль нее туда-сюда, отчаянно трубила, ревела, вскидывала голову и чиркала бивнями по земле, подбираясь как можно ближе к колючке, но не прикасаясь к ней, чтобы не получить удар током. Исполняя все эти жесты агрессии, слониха не отрывала взгляда от своего детеныша, который лежал, скованный цепью, на деревянном поддоне рядом с Невви, дававшей Гидеону указания, где рыть могилу.

Я проехала на квадроцикле сквозь воротца мимо Мауры и резко остановилась возле Невви:

– Какого черта вы тут делаете?!

Она посмотрела на меня, на привязанного к моей спине ребенка и одним взглядом дала понять, что считает меня никудышной родительницей, а потом спокойно пояснила:

– То, что всегда делаем в случае смерти слона. Утром ветеринар забрал материалы для анализов.

В ушах у меня застучала кровь.

– Вы отделили скорбящую мать от ее детеныша?

– Прошло уже три дня, – сказала Невви. – Это для ее же блага. Мне случалось видеть слоних, которые были вынуждены наблюдать за страданиями своих детей, и это их ломало. Помнишь Вимпи? История может повториться, если мы не примем меры. Ты этого хочешь для Мауры?

– Чего я хочу, так это чтобы Мауре дали время самой принять решение, когда настанет пора уходить! – возмутилась я. – Я думала, именно в этом и состоит философия нашего заповедника.

Повернувшись к Гидеону, который перестал рыть могилу с помощью какого-то механического устройства и стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, я поинтересовалась:

– А Томаса ты хотя бы спросила?

– Да, – приподняв подбородок, ответила Невви. – Он сказал, что полностью доверяет мне, поскольку я знаю, что делаю.

– Ты ничего не знаешь о том, как горюет мать о своем детеныше, – возразила я. – Это не милосердие, а жестокость.

– Все равно уже ничего изменить невозможно. А чем раньше мы закопаем слоненка, чтобы Маура его не видела, тем быстрее она забудет о том, что случилось, – упорно стояла на своем Невви.

– Она никогда не забудет, что случилось, и я тоже, – пообещала я.

Вскоре Томас очухался: он был слегка подавлен, но снова стал прежним. Устроил Невви выволочку за то, что она слишком уж раскомандовалась, виртуозно сняв с себя ответственность за разрешение действовать по своему усмотрению, которое дал ей, находясь в невменяемом состоянии. Он плакал, всячески раскаивался и просил прощения у нас с Дженной, объяснив, что его просто черт попутал. Невви надулась и скрылась с глаз долой на весь вечер. Мы с Гидеоном сняли веревки и цепи с тела слоненка, но оставили его лежать на поддоне. Как только я отключила электричество от колючей проволоки, Маура разорвала ее, словно соломенную, и бросилась к своему сыну. Она погладила его хоботом, переступила через него задними ногами и простояла так еще три четверти часа, после чего медленно ушла в березняк.

Я подождала еще минут десять, ожидая, не вернется ли слониха, но она не пришла.

– Вот и хорошо, – сказала я. – Теперь можно.

Гидеон вновь запустил свой агрегат и стал рыть землю под дубом, где любила отдыхать Маура. Наконец яма была готова. Я прицепила тело слоненка к поддону ремнями, чтобы опустить его в могилу, а потом взяла у Гидеона лопату, которую тот захватил с собой, и начала засыпать труп землей – своего рода жест почтения к мертвому и заодно небольшая помощь могильщику, сгребавшему выкопанный грунт обратно в яму.

И вот я уже похлопываю рукой по могильному холмику из рыхлой земли, похожей на кофейную гущу. Волосы у меня растрепались, пот пропитал рубашку под мышками и на спине. Все тело ныло от усталости, и вдруг эмоции, от которых я отмахивалась последние пять часов, нахлынули на меня с такой силой, что буквально сбили с ног. Я упала на колени и зарыдала.

Рядом со мной сразу оказался Гидеон, обнял за плечи. Он был крупным мужчиной, выше Томаса и шире его в плечах. Я прильнула к нему, как прижимаешься щекой к земле после затяжного падения.

– Все хорошо, – сказал он, хотя ничего хорошего, разумеется, не было: я не могла вернуть Мауре малыша. – Ты была права, Элис. Нельзя насильно разлучать слониху с мертвым детенышем. Я полностью с тобой согласен.

Я слегка отклонилась от него и спросила:

– Но тогда зачем ты стал рыть могилу?

Он заглянул мне в глаза и вздохнул:

– Можно подумать, что Невви стала бы слушать мои возражения.

Я чувствовала его руки на своих плечах, соленый запах пота, смотрела на кожу Гидеона, такую темную на фоне моей.

И вдруг над нами раздался голос Грейс:

– Я подумала, что тебе не помешает освежиться. – Она протянула мужу кружку холодного чая.

Не знаю, когда она к нам подошла, и понятия не имею, что подумала, увидев, как ее супруг утешает меня. Между нами ничего не было, тем не менее мы отпрянули друг от друга, как будто нам было что скрывать. Я утерла глаза краем рубашки, а Гидеон потянулся за кружкой.

Даже когда он ушел, держа за руку Грейс, я ощущала жар его ладоней у себя на плечах. Это навело меня на мысли о Мауре, которая стояла над своим малышом, пытаясь быть для него защитой и опорой, безопасной гаванью, когда это уже явно было ни к чему.

Когда ты подросток, большинство людей тебя старательно игнорируют. Деловые мужчины и женщины даже не смотрят в твою сторону, они целиком поглощены телефонными звонками, отправлением эсэмэсок или писем по электронной почте своим боссам. Молодые матери отворачиваются от тебя, потому что ты – отблеск недалекого будущего, когда их милый маленький поросеночек превратится в асоциального недоросля, заткнувшего уши наушниками и не способного поддерживать разговор иначе, как издавая нечленораздельное хмыканье. Мне в глаза смотрят только те, кто и сам нуждается во внимании: одинокие пожилые дамы или маленькие дети. А потому забраться в междугородный автобус, не покупая билета, тинейджеру невероятно легко. Вот и замечательно, поскольку за проезд пришлось бы отвалить аж сто девяносто баксов, а у меня лишних денег нет. Я просто топчусь рядом с многодетным семейством, которое никак не может собраться в кучу: тут есть крикливый младенец и мальчик лет пяти, засунувший в рот большой палец, а еще девчонка-подросток – она строчит сообщения с такой скоростью, что мне кажется, ее айфон вот-вот задымится и вспыхнет ярким пламенем. Когда дают сигнал к отправлению в Бостон и замученные родители пытаются не потерять багаж и своих отпрысков, я захожу следом за их старшей дочерью в автобус, как будто я с ними.