Время уходить - Джоди Пиколт

Никто меня не останавливает.

Я знаю, что водитель пересчитает всех по головам, прежде чем тронуться в путь, поэтому направляюсь прямиком в уборную, запираюсь внутри и не показываю наружу носа, пока не начинаю ощущать, что колеса завертелись: «До свидания, Бун, штат Нью-Гэмпшир!» Потом я пробираюсь на заднее сиденье, где никто не хочет ехать, потому как там воняет туалетом, и притворяюсь спящей.

Даже думать боюсь, что ждет меня по возвращении. Бабуля наверняка посадит меня под домашний арест лет этак на двадцать, не меньше. Я оставила ей записку, а потом специально отключила мобильник, потому что не хочу выслушивать, как она станет вопить, обнаружив мое послание. Если бабушка полагает, что виртуальные поиски матери в Интернете разрушают мою жизнь, то представляю, как она отреагирует, узнав, что я пробралась зайцем в автобус, который направляется в Теннесси, чтобы самостоятельно отыскать следы своей родительницы в реальности.

Вообще я немного злюсь на себя за то, что не додумалась сделать этого раньше. Может быть, на меня так подействовал гнев отца, совершенно нехарактерный для человека, который бо́льшую часть времени находится в кататоническом ступоре, и вся эта сцена в психушке дала толчок моей памяти. Как бы там ни было, но недостающий фрагмент пазла встал на свое место – я вспомнила Гидеона и то, как важен он был для меня и моей матери. Реакция отца на кулон с камушком оказалась подобна удару током, который поджег нейроны, тихо мерцавшие долгие годы, так что в голове у меня вдруг замахали флаги и вспыхнула яркая неоновая надпись: «Внимание!» Правда, даже вспомни я про Гидеона раньше, все равно не могла бы узнать, куда он отправился десять лет назад. Но теперь мне, по крайней мере, известно, где он останавливался по пути.

Когда исчезла моя мать, а отцовский бизнес обанкротился, животных перевезли в Слоновий заповедник в Хохенуолде, штат Теннесси. Всего-то и нужно было – быстренько пошарить в Интернете и прочесть, как руководство заповедника, услышав о несчастье, постигшем коллег из Новой Англии, сделало все возможное, чтобы найти место и приютить бездомных слонов. Сопровождал животных единственный оставшийся смотритель – Гидеон Картрайт.

Я не знала, наняли его потом на работу для ухода за нашими слонами или он доставил зверей до места и поехал дальше; встретился ли он с моей матерью и продолжают ли они держаться за руки, когда думают, что их никто не видит.

Кстати, взрослым, которые не замечают присутствия детей, нужно учесть одну немаловажную вещь: одновременно с этим они теряют осмотрительность, что небезопасно.

Понимаю, это глупо, но я отчасти надеялась, что Гидеон до сих пор живет там, в Теннесси, однако не имеет представления, где находится моя мать, хотя именно ради того, чтобы разгадать эту загадку, я зайцем проникла в автобус и теперь сижу в нем, надвинув на глаза капюшон толстовки и не позволяя окружающим входить со мной в зрительный контакт. Мне была невыносима мысль, что моя мать прожила эти десять лет счастливо. Нет, я вовсе не желала ей смерти или страданий. Но меня мучил вопрос: разве мне не полагалось быть составляющей ее существования?

Как бы там ни было, я прокрутила в голове возможные сценарии.

1. Все это время Гидеон продолжал работать в заповеднике и жить с моей матерью, которая взяла другое имя: например, Мата Хари, Эуфония Лалик или еще что-нибудь столь же загадочное, чтобы остаться неузнанной. Заметьте: у меня нет ни малейшего желания разбираться в том, прячется она от закона, отца или меня. Ни одну из этих версий проверять не хочется. Гидеон, конечно, узнает меня с первого взгляда и отведет к матери, которая страшно обрадуется, растает от избытка чувств, попросит прощения и скажет, что ни на миг обо мне не забывала.

2. Гидеон больше не работает в заповеднике, но, учитывая, что сообщество людей, имеющих дело со слонами, крайне немногочисленно, в этом узком кругу специалистов наверняка сохранилась какая-нибудь контактная информация, так что связаться с ним труда не составит. Я появлюсь на пороге его дома, дверь откроет моя мама… И дальше события будут разворачиваться как в сценарии № 1.

3. Я нахожу Гидеона, где бы он ни был, и слышу от него: «К сожалению, я ничего не знаю о судьбе твоей матери». Он признается, что действительно любил ее и, да, она хотела сбежать с ним от моего отца. Может быть, даже намекнет, что смерть Невви была как-то связана с этим завязавшимся под несчастливой звездой романом. Но за те годы, пока я росла, отношения между ними испортились и мама бросила его так же, как бросила меня.

Разумеется, это наихудший сценарий. Страшнее может быть лишь еще один вариант; он настолько ужасен, что я позволила воображению только заглянуть в щелочку приоткрытой двери и мигом ее захлопнула, чтобы мрак не вытек оттуда и не заполнил все уголки моего сознания.

4. С помощью Гидеона я нахожу мать. Но радостно-изумленного воссоединения не происходит, одно только возмущение – она раздраженно вздыхает и заявляет: «Лучше бы ты меня не искала».

Я уже сказала, что не собираюсь рассматривать всерьез такую возможность, чтобы, как говорит Серенити, негативная энергия, отправленная во Вселенную со случайной мыслью, не привела к заданному ею исходу.

Не думаю, что Верджилу будет трудно догадаться, куда я поехала. Наверняка он придет к аналогичным выводам, что Гидеон – это ниточка, ведущая к моей матери, потенциальная причина ее бегства, или что он даже связан со случайной смертью в заповеднике, которая вполне может оказаться и не случайной. Мне немного стыдно, что я не сказала Серенити, куда направляюсь. Но она у нас все-таки ясновидящая. Надеюсь, сообразит, что я собираюсь потом вернуться.

Только не одна.

В Бостоне, Нью-Йорке и Кливленде нужно делать пересадки. На каждой остановке я выхожу из автобуса, задерживая дыхание, уверенная: уж здесь-то меня точно поджидают копы, чтобы отвезти домой. Но для этого необходимо заявление бабушки о моем исчезновении, а она вряд ли захочет повторить неудачный опыт и пойдет в полицию.

Мобильник я не включаю, поскольку не хочу, чтобы мне звонили – она, Верджил или Серенити. На каждой остановке я действую по стандартной схеме: ищу многочисленную семейку, которая наверняка не заметит, что я прилепилась к ней, как запутавшаяся в челке травинка. По пути я то погружаюсь в сон, то пробуждаюсь и играю сама с собой: если мне встретятся на шоссе три красные машины подряд – значит мама обрадуется нашей встрече. Если, не успев досчитать до ста, я увижу «фольксваген-жук» – значит она убежала, так как у нее не было другого выбора. Если на дороге попадется катафалк – значит она не приехала за мной, потому что умерла.

Катафалки мне не встретились, если вас это интересует.

И вот наконец, через один день три часа и сорок одну минуту после отъезда из Буна, я оказываюсь на автовокзале в Нэшвилле, штат Теннесси. Выхожу на улицу, и ужасающая жара сразу же наносит мне удар под дых.

Автовокзал находится в центре города, меня ошеломляют шум и суета. Это все равно что брести сквозь головную боль. Тут встречаются мужчины в галстуках-боло, туристы, присосавшиеся к бутылкам с водой, и гитаристы, которые исполняют музыку перед витринами магазинов, собирая мелочь в шапки. И кажется, все здесь поголовно обуты в ковбойские сапоги.