По следам прошлого - Ольга Савченя

Это утро наступило гораздо раньше…

Меня подняли ночью — за окном еще ярко мерцали звезды — и сразу всунули в руки что-то холодное и мокрое. В камине тлели угли, на стенах чадили факелы. Под скудным светом удалось разглядеть на ладони ни то разваренный бобовый стручок, ни то жирного богомола. Под скользкой кожицей виднелись и вроде бы шарики бобов, и странная консистенция зеленого цвета. Рыбья икра? Зеленая?

— Ешь, — приказал Дарок, стоя неподалеку и вооружаясь. — Оно горькое и противное, но ты должна проглотить.

Я окинула всех присутствующих в комнате внимательным взглядом. В это мгновение Архаг как раз вытаскивал из склянки такую же ерундовину. Стараясь не уронить, уложил на ладонь и быстро опрокинул в рот. Зажмурился, сжал кулаки и передернулся, как зверь от воды.

Недолго думая, я повторила его подвиг. Горло свело, словно в него засыпали ментола, рот онемел, меня пробрал озноб.

— Это поможет, — с улыбкой сообщил Дарок, пока я старательно дышала через нос — даже легкие разболелись, наполняясь ледяным воздухом. — Солнце не будет вредить тебе, но сможет проникнуть в тебя.

Я перевела для себя — неизвестная ерундовина должна защитить от солнечного удара.

Пока пережидала тошнотворные ощущения, Дарок ухватил со стола миску и подошел ко мне.

— Мое разрешение, — произнес он, пачкая толстые пальцы в алой жиже. — Не забыла?

Я подставила ему лоб, смахнула запыленные, немытые сосульки прядей. О знаке меня предупреждали: кровь васоверга, дающего свое покровительство представителю чужой расы, смешивали с соком местного кактуса, превращая ее в стойкую краску, а затем рисовали символ — герб войска, к которому васоверг принадлежал. На смоченной коже быстро появилось вяжущее ощущение, по которому угадывался треугольник. Закончив, Дарок отбросил миску на стол. Вытер руку о тряпку и кивнул на меховой сверток, перетянутый кожаным шнурком и белеющий на моей лежанке из шкур.

— Надень, — сказал он и направился за остальными на выход.

В меховой шкуре лежали легкие тряпичные брюки, короткая майка и вязанная, кажется, шерстяная туника сеткой. Мелькнули опасения, что такой подарок принимать не следует, но я тряхнула волосами, а уже через несколько секунд стягивала кожаные штаны, не стиранные духи знает сколько. С сожалением о том, что сама не имею возможности элементарно окунуться в озеро или реку, надела новую одежду и улыбнулась. Когда в последний раз у меня был повод порадоваться? Вот уже и просто парочка вещичек вызывает благодарность и восторг.

Взглянув через окно на улицу, в очередной раз задумалась, стоит ли брать с собой куртку. Дарок предупредил, что во время ритуала нельзя отвлекаться на жару, снимать вещи, говорить, пить, елозить. Днем будет жарко, после обеда поднимется зной, к вечеру станет легче, но прогретая земля не позволит остыть. А ночь… Архаг хлопал меня по плечам и говорил, что ночью мне некогда будет мерзнуть — будут бои, будет праздник. Куртка не нужна…

На задней стороне дома вход вел на другую его половину, где находились сараи. Обычно они простаивали, но иногда туда сводили купленную и раздобытую грабежом скотину на недлительный срок. Потом, подсчитывая дни прилетов и отлетов Хайко, ее убивали и складывали для него на большом свободном участке. Для сегодняшнего ритуала в сарае тоже сберегли зайцев и животных с трудновыговариваемым названием. Больше всего они напоминали мне крохотных викуний: ростом всего лишь мне по пояс — и это с головой, тонконогие, большеглазые, с забавной мордочкой. Именно их тащили на ритуал, потому что они не издавали ни звука: ни блеяний, ни лая, ни хрюканья, ни фырканья — ничего, кроме редких тихих вздохов. Когда васоверги рассказывали для чего они, я искренне порадовалась, что никогда не питала особой слабости к зверям. Васоверги выводили их, удерживая за цепь метра полтора-два в длину — железный ошейник на тонкой шее врезался в светлый мех, а на другом конце свисал острый кол. Норкор отдал мне одну цепь, наставляя свою жертву вести самой. Я приложила кол к руке — он лег от пальцев до локтя, а тяжелый был, словно целый меч держала.

— Ничего не забыла? — спросил Дарок, одной рукой подтягивая к ногам животину, а второй — отдавая мне оглушенного, еле живого и крепко связанного зайца.

— Пиала, кинжал, — перечислила я, перехватывая зверька за задние лапы. — Остальное ты брать запретил.

Дарок кивнул и тяжелой поступью направился вдоль трофеев к воротам.

Ночь не отступала. Звезда, которую тут называли, душой Щедрого Таррила ярко горела на востоке. Как только она начнет меркнуть, можно считать про себя минуты — солнце начнет вставать спустя двадцать. Ветерок подул сухой прохладой, мазнул волосами по шее и щекам, скользнул по животу и пробрался под короткую майку, заканчивающуюся на ребрах. Кожа покрылась мурашками. Сквозь темную сеть шерстяной туники рука не пролезала, но запросто провалилось бы куриное яйцо. Наверное, после дня под палящим солнцем в таком виде у меня будет загар в решеточку. Я безразлично зевнула, поежилась и ускорилась, проскакивая в ворота вслед за васовергами.

Пока лязг замков тревожил тишину, я прислушивалась к звукам из района, соседствующего через дорогу. Кандар’рхор — ужасное место, которому мне никак не удалось подобрать земной аналог. Взрослеющие в этом районе дети, маленькие васоверги, теснились под крышами обветшалых домов. Они сызмала знали правила, установленные взрослыми. Им разрешено выходить за пределы своих владений, разрешено воровать, убивать, насиловать, грабить, лишь при двух условиях: первое — никто из них не должен быть пойман, второе — если одного поймали, например, рядом со свежим трупом, он ни за что не должен сдать остальных. Из-за одного умрут все. Открытые убийства собратьев — прерогатива яростных васовергов; ярость появляется только после ритуала, а ее количество и наличие доказывает побежденный враг.

На дороге молча выросла колонна воинов. Каждый шаг отдельного васоверга бряцал оружием и железными пиалами, закрепленными на поясе. Звенели цепи, «викуньи» цоколи копытцами по твердой, не знающей влаги, земле. Мы примкнули к толпе и продолжили путь бок о бок с безмолвными участниками грядущего ритуала. Спустились до самой городской стены, там свернули в кандар’рхор на широкую улицу, полностью покрытую дощатым настилом. Многочисленный топот зазвучал громче, привлек зевак.

Юные васоверги пользовались неспешно уходящими покровами ночи, прятались в тенях, жались к стенам, вытягиваясь на носочках. Другие осторожно выглядывали с крыш; их глаза хищно блестели. Но никто из парней не осмеливался подойти близко.

В верхнем Васгоре — территория города, где без разрешения могли жить и гостить другие расы, — к нам с каждой улочки потянулись бесчисленные вереницы желающих заполучить ярость Солнца. Среди них изредка встречались эльфы, фангры, шан’ниэрды, люди. Остальные выглядывали из окон домов, выходили к дверям. Все хранили нерушимое молчание.

В пустыне, раскинувшейся за городом, коротко провыли шакалы и замолкли. Редкие деревья с толстой остроконечной листвой стояли неподвижно, отбрасывая причудливые тени — в них мерещились монстры с растопыренными пальцами. Ветер шелестел, катая песок, выше вздымал пыль, поднятую неисчислимыми парами ног. Темной лавиной мы двигались на восток, где острыми клыками ощетинились горы. Издали они казались невысокими и стоящими неподалеку, но мы двигались и двигались, а черные пики лишь росли, словно собирались пронзить ясное небо и нацепить на себя звезды. Тем временем звезды отказывались гаснуть.