По следам прошлого - Ольга Савченя

— Нет. Мы каждый булыжник осматривали. Там никого не было. Ромиар, может, я был совсем мелким, но не видел там никого. Когда мы вернулись в Солнечную, деда сразу же выслушали, но не поверили. Жители решили, что у деда ухудшается зрение, и он попросту не разглядел следы. Со временем все забыли о нашем походе, а я не мог. Думал не о фанатиках, а об этих камнях, уходящих вглубь земли. Я часто разглядывал прозрачный камень…

Радуга — развлечение для детишек? Я любовался радужным переливом всегда, как только выдавалась возможность. В моей жизни было много хорошего, но лучшие чувства рождали рассветы и радужные переливы. Глядя на них, я мог позабыть обо всем вокруг.

— Позже я заболел красной хворью.

— Что за хворь? — поинтересовался Ромиар, облокачиваясь на спинку дивана и глядя мне в спину — я видел его в отражении сумерек, застывших за окном.

— Пятна на теле. Если кто-то заболевает ею, то его прячут от Солнца.

Ромиар покачал головой.

— Не слышал о такой. Я не изучаю недуги, и у меня с детства были лучшие целители.

— Неважно, — отмахнулся я, отмечая очередную пропасть между нами. Скорее всего, Елрех бы сразу поняла, о какой хвори речь. Она попроще. — Я тогда сидел дома с закрытыми ставнями. Через них бил тонкий солнечный луч. Я стал подсовывать под него камень и разглядывать. — Повернулся к исследователю, скрестил руки на груди и прислонился поясницей к подоконнику. — Ромиар, если сделать так же с твоими бокалами, радуга появится на стене.

Он мгновенно бросил взгляд на стену.

— На стене? — по интонации вопроса было сложно понять, какое настроение он в себе несет.

— Да, на стене, — подтвердил я. — А у нас все считают, что духи, вызывающие радугу, появляются только там, где льется вода.

Ромиар пытался не поморщится, но у него ничего не вышло. Я с усмешкой фыркнул и позволил себе широко улыбнуться. Бессилие и усталость медленно отбирали силы…

— Вот и они мне не поверили. Взрослые. Обвинили деда, что он недосмотрел, когда я поднимал какое-то проклятое стекло. Камень отобрали и унесли от деревни подальше. А я решил всем доказать, что они не правы.

— И как? Смог?

— Смог, — коротко ответил я, но свесил голову и признался: — Наверное, не смог…

Наступила короткая тишина, и стало страшно, что исследователь больше никогда не станет слушать меня. А вдруг есть шанс, что хоть кто-то поверит мне?

— Это случилось гораздо позже, — вскинув голову, я продолжил говорить. — Я был уже взрослым и никому ничего не показал. Только Лери. Остальные точно убили бы меня.

Что-то изменилось в его лице; оно стало угрожающим.

— Ты ей доверяешь? — отстраненно спросил он и отвел взгляд.

— Лери многое обо мне знает, но до сих пор никому ничего не рассказала.

— И ты показал ей, что можешь создавать радугу?

— Показал. Это может любой. У нас был стеклянный кувшин, который матушка выставляла только для гостей и на семейные праздники. Мы выменяли его на деревянные фигурки у приезжих торговцев и набирали в него самые вкусные морсы. После такого праздника он сушился на столе, а мне нужно было срочно зачерпнуть воды из лохани. Я набрал в него воды и поставил на стол. И все.

— Как — все? — удивился Ромиар.

Я развел руками, направляясь к креслу. Мне нравилось, что это наблюдение вызвало у исследователя такую реакцию.

— Солнце светило на стеклянный кувшин с водой, — проговорил я, усаживаясь, — а в тени, на столе, была радуга.

— И ты показал это Лери? — он точно заинтересовался. — Что она сказала?

На сердце вновь появилась тяжесть.

— Она разбила кувшин. Сказала, что либо он из проклятого стекла, либо я научился пленять духов радуги. Она запретила мне забавляться этим, пригрозила, что расскажет остальным о моем непочтении к духам.

Ромиар вновь налег спиной на спинку дивана и нахмурился. Некоторое время сидел молча, а потом неуверенно заговорил:

— Может, Лери права: духи как-то попадают в плен, или мы…

— Может, — перебил я, подаваясь вперед. — Но тогда объясни мне многое другое, раз взялся допытывать меня. Я пытаюсь думать правильно. Всегда прилагаю все усилия, чтобы думать о духах так, как думают все. Чтобы верить, что Шиллиар… — сбившись с дыхания, потер глаза. Договорил на выдохе: — Что мы не живем в собственных выдумках, и невинные не гибнут по нашей вине как раз из-за этих выдумок.

И опять комнату заполнила глухая тишина. Где-то снизу раздался громкий голос Елрех — она всегда ближе к слугам, чем Ромиар.

— Ладно, — наконец сказал он. — Ты мог провернуть это… создание радуги на глазах у родных, а не только у Лери. Твои родители не убили бы тебя и сельчанам не рассказали. Возможно, они бы даже перестали звать тебя дураком.

— Не перестали бы, — фыркнул я, взглянув на добродушного беловолосого шан’ниэрда. Он ведь понимает, как его подбадривание глупо звучит. Лучше б уж не пытался… Но я пояснил: — Лери не перестала. Она испугалась, разбила графин и запретила пленять духов радуги. С ними было бы так же, или даже хуже.

Роми резко вытянулся, приложил к губам указательный палец, подсказывая, что нужно молчать, и принялся приглаживать волосы. Вскоре заглянули слуги, предупредили, что вот-вот подадут ужин в столовой. Старый эльф поставил на стол кружку с водой и блюдце. Сердце замедлилось, а дыхание перехватило. Я сжал кулаки, усмиряя внутреннее беспокойство. Все будет как обычно. Мы каждый день видим это, но не хотим замечать или просто никто не замечает. А Ромиар… Что он скажет на то, что можно вызвать гнев Шиллиар без убийств? Если исследователь и в этот раз назовет меня дураком, тогда мне точно остается только окончательно поверить в это.

Дракон, как и предсказывал Дарок, прилетел сегодня же. Солнце медленно погружалось в пески. Мы проверяли барахливший капкан, один из многих, которые тут и впрямь раскидывали для детей… от детей? Ими защищали территорию и дом от любых непрошенных гостей: часть из них показательно оставляли наверху, но большую часть присыпали песком. Сидя на корточках, я наблюдала, как Дарок удерживает ловушку раскрытой, а Гахсод, склоняя трехрогую голову, ковыряется в несложном механизме. Огромная тень Хайко накрыла нас так внезапно, что я вскрикнула, вскочила и вытащила кинжал. Дракон промчался высоко над нами, но поднял пыль и взлохматил волосы ветром.

— Спрячь, — недовольно приказал Дарок. — Сказал же, чтоб без моего разрешения кинжал в твоих руках не видел.

Я не смогла подчиниться. Под быстрое сердцебиение провожала взглядом пролетевшего ящера и вспоминала, как стояла в пламени его старшего сородича.

— Спрячь, — повторил Дарок.

Дыхание сбилось, руки тряслись, и мне с трудом удалось засунуть чертов кинжал в ножны.