По следам прошлого - Ольга Савченя

Солнце размыло силуэты, обняло их лучами, ослепило меня до слез. С ним нужно говорить. Как? Кто в здравом уме начнет говорить с солнцем? Дарок сказал, что это доступно любому существу — Солнце не разделяет нас по внешности и крови, ему важно, какая у нас душа.

Нельзя усложнять. Хватит.

Поговорим, Солнце? О чем мы с тобой могли бы поговорить? Может, мне пожаловаться тебе на свои несчастья? Или рассказать тебе о своих планах?

Кулаки непроизвольно сжались — отросшие ногти впились в плоть, я поморщилась и, фыркнув, усмехнулась. Посплетничаем о Повелителях? Я расскажу тебе, какие моральные уроды правят Фадрагосом и какую хрень они наворотили в моей жизни. Надеюсь, они подслушивают мысли. Надеюсь, им не понравится.

Солнечный свет медленно застилал просторный двор перед особняком. Ветерок гнул травинки, приносил цветочные ароматы с клумб. Листва высокой липы перешептывалась над моей головой, укрывала меня от посторонних глаз. Я сидел на земле и, перебирая травинки, любовался рассветом. Должен был радоваться ему, как любой фадрагосец, но не мог. Солнце рождалось — великое и красивое событие, важное для каждого живого существа. Тогда почему вместе с искренней любовью к этому явлению всегда одолевает скорбь? Рассвет — это не потеря — приобретение. Я наверняка люблю рассветы: и сердце бьется медленней, и с каждым стуком разносит тепло и приумножает его. Но не любовь поглощает меня, уносит глубоко в раздумья и чувства, не она отрезает меня от реальности. Скорбь, печаль, тоска — тягучая дыра внутри, которая создает без причин болезненную безнадежность, и почему-то я всякий раз стараюсь ощутить ее снова.

— Опять тут?

Я встрепенулся и растер лицо, стараясь вырваться из волшебства рассвета. Елрех остановилась на дорожке неподалеку и, прикрыв рукой глаза, повернулась к востоку.

— Не могу спать долго, — сказал я, вставая и вылезая из укрытия.

— Это хорошо, добрый человек. Работа легче дается с рождением Солнца, а с Луной быстрее приходит крепкий сон. Поможешь мне?

Елрех посмотрела на меня, и я с готовностью кивнул. При взгляде на ее мрачное лицо и в особенности глаза, сердце дрогнуло, охватил страх.

— Думаешь, Асфи не вернется? — полушепотом спросил. Как я вернусь в деревню ни с чем? Как объяснюсь с родителями и Лери?

— Не говори чепухи. — Белые брови сошлись на переносице, на голубом лбу проступили синие морщины; в серых глазах появился воинственный блеск. — Я уверена, что эта странная девица укоротит рога всем васовергам. Видел бы ты, как она ударила уважаемого Ромиара.

— Как ударила? — представив эту картину, я опешил. Не желая выглядеть дураком, стал суматошно отряхивать штаны от налипших травинок.

— А вот так, — усмехнулась Елрех, тоже отводя свои штанины и изучая их, словно сидела вместе со мной, — сказала ему, что ударит, и ударила.

— Что он натворил?

— Ничего.

Я все-таки замер и позволил эмоциям проявиться. Елрех рассмеялась. Тряхнула белыми волосами и с широкой улыбкой произнесла:

— Ты мне не поверишь, хороший человек, но когда я узнала ее получше, поняла, что она считает людей многим выше других рас.

Ноги потяжелели, руки, наоборот, полегчали. Меня охватило удивление такой силы, что я не мог сдвинуться с места и даже просто что-нибудь сказать. Да и что можно сказать на это? Вспомнились деревенские девчонки, вспомнился Тигар — высокий, золотоволосый эльф. Лери так часто восхищалась цветом его глаз. «Как будто Шиллиар застыло в чистом ручье. Ты когда-нибудь видел такие глаза, Кейел?»

— Это ведь беловолосый шан’ниэрд. Даже не эльф, — произнес я, отступая в листву липы.

Сережки и листья погладили выбритую щеку, одаривая бескорыстной лаской. Новорожденное Солнце засияло ярче, краем задевая косые крыши домов. Еще полшага — и оно спрячется за соседний дом, уйдет из узкого просвета, но потом быстро поднимется над городом.

— Я не вправе рассказывать о ней, — скрестив руки на груди и тоже наблюдая за Солнцем, гордо произнесла Елрех. — И Ромиар поступил дурно, наплевав на ее пожелания, утаить от тебя ее слова о твоем прошлом, но это на его совести. Когда Асфи вернется, сам и полюбопытствуешь у нее, откуда у нее нетерпимость к другим расам.

— Тебя и Ромиара она любит, — заметил я, вспоминая, как и сам много раз украдкой видел отношения чужаков между собой, и о чем сплетничали Лери и матушка.

— Любит, — с улыбкой согласилась фангра. — Но, как я поняла из бесед с ней, мы ее любовь заслужили. — Рассмеялась низко. — Представляешь, простейший человек Кейел, подобная тебе человечка милостиво приняла нашу любовь.

— Чудачка, — прошептал я, опасаясь, что кто-нибудь услышит в голосе восхищение.

Вестница тоже живое существо! Слышите, черствые вы нелюди?!

Я не отрицаю, что была слепой. Слепой!? Кто придумал эту идиотская формулировку?! Мне просто нужно было зарабатывать, как все! Ну может, чуть больше… На Земле это важно, там счастье проще измерить в деньгах, а на прочее просто не остается времени. Духи Фадрагоса…

Я закрыла глаза рукой. До сих пор не прозрела?.. А как прозреть с чувствами внутри? Я ведь не Вольная, чтобы опустить этот рубильник.

И уж давай начистоту, Солнце: было бы проще лишить меня чувств, а затем измываться. И мне проще для принятия происходящего, и им проще. Или Повелители побольнее сделать хотели? Чему я должна была научиться? Только ли увидеть, чем могут обернуться некоторые поступки и куда приведут отдельные дороги? Не верю! Вот просто не верю! Отказываюсь верить!

Солнце, поднимаясь все выше и выше над горизонтом, оставалось безучастном. Но оно было тут единственным объектом, который казался живым. Может, еще «викуньи», но на них смотреть не хотелось. Только извращенец будет привыкать к своей жертве, чтобы в конце концов убить ее.

Я опустила голову. Поднесла руки к лицу; они затряслись сильнее. Сквозь пелену слез размывались грязные пальцы; кровь засохла и спрятала тонкие линии. Кажется, по ним в другом мире гадали. Для чего? Чтобы узнать о завтрашнем дне или о далеком будущем — спешили глупо прожить жизнь. Тогда я понимала жителей того мира, теперь не понимаю никого. Твои Повелители, Солнце, все отняли, даже понимания не оставили.

«У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, гордость разбили. Я топталась на осколках, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе»…

Я усмехнулась, растирая одинокую слезинку между пальцев. Теперь мне есть за что себя любить, но это и вправду не мое. Он подарил мне больше, чем рассчитывал. И в итоге…

«…потеряв все, я обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать».

Мне не за что благодарить Повелителей, Солнце. Если я кому-то что-то и должна, то только Кейелу и себе.