Империи древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий - Марк Эдвард Льюис

Ближе к завершению периода Сражающихся царств знак цзин начинает появляться в названиях текстов и глав, а также применяться к определенной категории трудов. В таких случаях появление иероглифа цзин служило указанием на то, что обозначенные им тексты следовало считать незыблемыми или универсальными и что их авторы обеспечивают нашему миру порядок или разработали для него достойную структуру. Например, в заключительном разделе Чжуан-цзы утверждается, что монеты «постоянно приводят моистский канон [Мо-цзин]». Первые девять глав собрания очерков, посвященных управлению государством, под названием Гуань-цзы, озаглавлены «К вопросу о непреложных принципах» [Цзин-янь], а речь в них идет о способах обретения и применения власти. Перед иероглифом цзин часто стоит цифра, означающая количество принципов искусного управления государственными делами. В трактате Ханьфей-цзы, для примера, в разделе под заголовком «Восемь непреложных принципов» [Ба-цзин] приводятся правила управления государством. Этот термин к тому же применялся в текстах, авторы которых толковали базовые принципы любой практической деятельности7.

Иероглиф цзин появился в названии классических даосских трактатов, приписываемых Лао-цзы и Желтому императору (как якобы первому правителю народности хань), которые удалось добыть из захоронений периода династии Хань в Мавандуе в конце XX века. В дополнение к Дао-цзин («Книге Великого Пути»), к ним относятся Дэ-цзин («Книга добродетельной власти»), Цзин-фа («Непреложный закон») и «Шестнадцатикнижие» (Шилю-цзин). Авторы этих текстов излагают принципы общественного порядка, которые они вывели из небесного Пути. Когда в конце правления династии Западная Хань составлялся каталог императорской библиотеки, нескольким трудам по географии, таким как «Книга гор и морей» (Шаньхай-цзин), и авторитетным трактатам по медицине также присвоили категорию цзин, причем составление медицинских трактатов причислили к заслугам Желтого императора.

Названия трактатов или их разделов категории цзин часто сопровождались иероглифом чжуань (в значении «преемственность, традиция») или то (в значении «разъяснение»). Шесть разделов трактата Ханьфей-цзы, снабженные заголовком «Избранные разъяснения» (Чу-шо), начинаются с краткого изложения принципов управления государством, сопровождаемого ссылками на забавные случаи, служащие наглядной иллюстрацией действия этих принципов. Сами принципы обозначены иероглифом цзин, а забавные случаи – иероглифом то. Главным иероглифом для обозначения толкований тем не менее считался чжуань. В словаре династии Восточная Хань Шовень цзецзы («Объяснение смысла простых и составных иероглифов») этому иероглифу дается толкование как повозке, применяемой на эстафете для доставки посланий. Зато в словаре той же династии – Ши-мин («Толкование имен») – его определяют как станции, на которых меняют лошадей, впряженных в такие повозки. В этом словаре также говорится, что иероглиф чжуань буквально означает «передавать и показывать следующим мужчинам»8.

По всем этим определениям можно предположить то, что понятие чжуань получается в переносном смысле, в котором послание самого канона, неясного из-за его тонкости и архаичности языка, доносится или передается миру в целом. Данным термином к тому же обозначаются иерархические отношения между каноническим текстом и его толкованием. Судя по текстам старинных летописей, должностные лица, которым доверяли доставку посланий по налаженной системе эстафеты, занимали в китайском обществе относительно низкое положение; а еще в одном контексте сам термин чжуань предписывается в качестве уничижительного представления дворян нижайшего ранга при обращении к Сыну Небес. Таким образом, по аналогии: пока каноны служили литературным наследием мудрецов, толкования шли от деятелей положением пониже, от тех, кто посвятил себя распространению мыслей и намерений этих мудрецов. Эти два вида текста нельзя было понять один без другого, но одновременно существовала четкая иерархия.

Тексты категории цзин конца периода Сражающихся царств все представляли собой недавние сборники трудов, многие написанные с их собственными приложенными объяснениями. Но занимающие центральное место трактаты, составленные в традиции жу, известные под общим наименованием «Пятикнижие» (У-цзин) – «Книга гимнов и песен» (Ши-цзин), «Книга записанных преданий» (Шу-цзин), «Записки о совершенном порядке вещей, правления и обрядов» (Ли-цзы), летопись княжества Лу (Чунь-цю) и «Книга перемен» (И-цзин) – и появившиеся на свет на несколько сотен лет раньше, тоже преобразовали в каноны посредством добавления толкований. На самом деле фактически любой текст чисто теоретически можно было преобразовать в цзин, если к нему приложить чжуань. Когда ученый при дворе династии Восточная Хань по имени Ван Чун утверждал, будто цзин требуется чжуань, он исходил из того, что классический текст поддается осознанию только при наличии толкования к нему. Однако на практике добавление комментария служило подтверждением причисления трактата к каноническим трудам посредством показа его скрытой глубины или гибкого применения к разнообразным ситуациям9.

Тем самым «Книга гимнов и песен» династии Чжоу толковалась автором Сюнь-цзы как источник мудрости древних философов, которые открыли правду об учреждениях и их функциях в свои собственные дни. Толкователи смысла летописи Чунь-цю объяснили ее хроники из двора Лу в качестве философии правительства, выраженной через кодекс как бы правовых суждений. Такое идеализированное правление считалось при династии Хань предвестником государственных учреждений и образцом для их функционирования. Точно так же толкователи «Книги записанных преданий» прочитали заново политические речи, касающиеся таких специфических вопросов, как описание образцовой монархии.

В отличие от догматов, в которых всеобщие принципы излагались языком афоризмов, требующих развернутого прочтения или толкования, позволяющего уловить скрытый в старинных текстах смысл, несколько трудов, составленных при империях Цинь—Хань, называли энциклопедиями всего актуального знания. К двум главным их образцам относят трактат «Вёсны и осени господина Люя» (Лю-ши чунь цю), составленный по личному заказу первого министра царства Цинь в середине III века до н. э., а также трактат «Мудрецы из Хуайнани» (Хуайнань-цзы), заказанный царем Хуайнаня в начале правления императора династии Западная Хань по имени У.

Эти два трактата объединяют многие общие черты. Они представляют собой воплощение коллективного труда многочисленных ученых, собранных неким политическим покровителем, в честь которого называют сам трактат. В этих трудах собираются заветы и принципы представителей всех философских традиций, а потом предпринимается попытка их объединения в некое гармоничное целое. Для такого объединения применялись естественные способы, в обоих трактатах приводятся временные параметры, чтобы текст мог служить описанием мира в миниатюре. Наконец, в обоих трактатах упор делается на идеале политического и концептуального единства.