Время Мечтаний - Барбара Вуд

Джоанна снова закричала. Сара увидела, что ребенок не выходит, и вспомнила, как рожали женщины в миссии, как было принято у аборигенов. Она тут же вскочила и начала шарить в темноте. Наконец ей попалась большая палка. Она бросилась на землю и начала копать.

– Сара, – задыхаясь, позвала Джоанна. – Что… – У нее не хватило сил продолжить.

Девушка неистово рыла влажную землю, отбрасывая в стороны комья земли и попадавшиеся камни. От напряжения тело ее покрылось потом, а руки были в грязи по локоть. Наконец она прекратила копать и застелила вырытую глубокую и широкую яму своей шалью.

Она вернулась к Джоанне и помогла ей подняться.

– Сюда, – сказала она, – быстрее.

Вместе они добрели до углубления, вырытого Сарой. Сара поддерживала Джоанну, когда она опускалась на колени над ямой.

– Ну, давай, – сказала Сара.

Бедра Джоанны задрожали от напряжения во время новой сильной схватки. Сара посмотрела на положение ребенка.

– Тужься еще.

Джоанна, тужась, вцепилась в плечи Сары. Снова показались две маленькие ножки. Отпустив Джоанну, Сара взялась за них и велела:

– Тужься. Он идет!

После нескольких потуг ребенок наконец появился на свет. Сара подхватила его и увидела, что это красная, сморщенная маленькая девочка. Ребенок дрожал, но не плакал.

Джоанна опустилась на землю, а Сара торопливо рвала пригоршнями темеду – кенгуриную траву – и растирала ребенка. Она отсосала слизь из носа и рта новорожденной, и та наконец-то заплакала. Сара положила ее Джоанне на грудь. Джоанна смотрела на своего ребенка. Девочка! Она подумала о Нейоми Мейкпис, родившей Эмили где-то в дебрях Австралии. Думала она и о леди Эмили, которая родила ее в отдаленном поселении в Индии. И она ясно увидела нить, соединяющую их всех – песенную линию. Как яркий серебристый волосок, протянулась она от бабушки к матери и дальше к внучке. Джоанна смотрела на этого красивого ребенка и думала: вот моя дочь.

Она едва слышно рассмеялась. Сара легла рядом с Джоанной и обняла, чтобы согреть ее и ребенка.

– Не подпускай к ней Змею-Радугу, – тихо попросила Джоанна.

– Хорошо, – сказала Сара, надеясь, что теперь в ней поселилась сила женских песенных линий. И она сможет песней прогнать отраву от «Меринды» и от женщины, и от ее ребенка. Прогнать раз и навсегда.

– Ну, что с мамой, миссис Уэстбрук, – спросил мальчик, стоявший в дверях.

А Джоанна, закрепляя повязку, думала: «Беда, что твоя мама ошиблась, выбирая мужа». Но делиться своими мыслями она не стала.

– С мамой случилась небольшая неприятность, но она скоро поправится, – сказала Джоанна, поглядывая на стоявшую в ногах постели Сару. Фанни очень просила никому не говорить, что с ней случилось.

Было ранее утро. А еще раньше, перед рассветом, громкий стук в дверь поднял в «Меринде» на ноги весь дом.

– Миссис, вставайте, моей маме очень плохо! – взывал отчаянно детский голос.

Такие срочные вызовы случались не редко, частенько нарушая сон обитателей «Меринды» или уводя их из-за стола. А все потому, что у женщин Западного района вошло в привычку обращаться за помощью не к врачу в Камерон, а к Джоанне Уэстбрук. Пусть специального образования у миссис Уэстбрук и не было, но все, от Мод Рид и до жены беднейшего из фермеров-арендаторов, в один голос заявляли, что у нее легче рука и больше понимания, чем у большинства врачей с дипломами.

Разбуженные на рассвете, Джоанна с Сарой быстро оделись и в предрассветной мгле отправились в двухместной коляске за мальчиком-проводником. Драммонды жили на своей захудалой ферме в двенадцати милях от «Меринды». Состояла она из убогого домишки, развалюхи-амбара и стригальни, от которой осталось разве что одно название. Майк Драммонд старался без особого успеха растить пшеницу на тридцати акрах земли и восьмерых детей-оборвышей, которым было от десяти лет до четырех месяцев. Джоанне приходилось уже бывать здесь. В последний раз она приезжала, когда Драммонд напился и избил жену.

– Фанни, почему ты не пожалуешься на него констеблю Макманусу? – спросила Джоанна, вымыв руки и закатывая рукава. Говорила она тихо, чтобы не пугать детей. Босые, с мокрыми носами, они толпились в дверях и, ничего не понимая, смотрели на мать.

– Он не виноват, – Фанни едва шевелила распухшими разбитыми губами. – Я это заслужила.

Джоанне осталось в ответ только головой покачать. Фанни всегда говорила, что она того заслуживает.

Мужчины из глуши отчаянно нуждались в женах, а одинокие женщины-переселенки с неменьшей охотой стремились замуж, однако совместная жизнь удавалась у них крайне редко. Беда была в том, что молодые люди приезжали в Австралию, теша себя несбыточными надеждами разбогатеть легко и быстро. А когда их мечты начинали медленно рушиться вместе с разваливающимися хозяйствами или скудеющими золотыми приисками или проматывались в игорных заведениях все накопления, тогда они начинали вымещать зло и отыгрываться за неудачи на тех, кто был ни в чем не виноват, но находился рядом – на женах. Из Англии приезжали молодые девушки, неопытные и необразованные, не имеющие никакого понятия о том, чего стоит жить на ферме, рассчитывая только на свои силы. Они сходились с первыми, кто предлагал им золотые горы. Многие были настолько наивны, что принимали предложение выйти замуж от первого встречного, едва сойдя с корабля. И брачная ночь оборачивалась для них кошмаром и порой становилась равноценна насилию. Последующая жизнь не баловала разнообразием. В ней были только один за другим появляющиеся младенцы, постоянные долги, вечная бедность и пьянство.

Джоанна оглядела покрытое синяками Лицо Фанни. В этот раз Майк дал волю кулакам, чего раньше не делал.

– Фанни, ты не должна с этим мириться, – сказала Джоанна.

– А куда я денусь? Куда мне идти с восемью детишками? – она пыталась улыбнуться. – Теперь все будет хорошо. Он обещал, что не будет пить.

Джоанна встала с кровати и связала ручки своей переносной аптечки. Она больше не пользовалась маленьким саквояжем матери. Теперь она брала с собой столько всего, что отправлялась на вызовы с корзиной, сплетенной из эвкалипта, отличавшегося особой прочностью коры.

– Боюсь, я не смогу вам заплатить, – сказала Фанни. Джоанна обвела взглядом комнату с матрацем на полу, заменявшим детям кровать, и столом, давно не мытым, на котором одиноко лежала половина буханки хлеба и стояла почти пустая коробка с чаем.

– Ничего. Заплатите, когда сможете, – сказала она, не сомневаясь, что платы ей не дождаться.

Дети расступились, и Джоанна с Сарой, наклонив головы, чтобы не задеть провисшую притолоку, вышли за порог навстречу резкому свету раннего утра. Она увидела удручающую картину: на пыльном дворе, покосившись на один бок, стояла повозка без колес, привязанная корова поражала невероятной худобой. При желании у нее можно было ребра пересчитать, и оставалось только удивляться, как в ней еще держится дух. Джоанна посмотрела на детей. Она знала, что миссионеры и правительственные чиновники, стараясь спасти детей, подобных этим, настаивали, чтобы они посещали местную школу. Но они туда так и не попадали, и причины неизменно находились: либо им нечего было обуть, либо не привлекало учение, а бывало, отец заявлял, что ему нужны помощники на ферме. И вырастали они неграмотными и необразованными, как родители, чтобы повторить их судьбу.