Каждый любит, как умеет - Анна Малышева

– Какой-то хмырь, – Гриша рассказывал эту историю уже в сотый раз. – Какой-то хмырюга увязался за нами. Я даже не видел, что он тащился следом… Гад! Я бы тебе привел того парня… Он бы пошел… Он уже пошел, и если бы не этот хмырь!

Таня отмахнулась:

– Пей, не рассуждай. Не в хмыре дело. По-моему, тебя просто рожа неподходящая. Ты не внушил ему доверия. Черт, не могла я пойти сама, что ты поделаешь! – Она с досадой шлепнула себя по голому колену. – Он бы меня узнал!

Гриша сунул в рот колбасу и стал жевать медленно, как во сне. Глаза у него были остекленевшие. Только в ее присутствии он влил в себя почти четверть литра водки. Сколько он выпил до этого и главное – с кем, Таня не знала. Сама она не пила. Скрючилась в углу кресла, поджав под себя голые ноги, и рассматривала маникюр. Взгляду нее был отсутствующий. Гриша решил ее утешить:

– Танька, не расстраивайся! Мы все равно его уделаем!

– Никто не расстраивается! – отрезала она.

– Да я же вижу – ты что-то не в себе… – Гриша налил ей полстакана водки и протянул, как панацею от всех бед: – Выпей!

Таня взял стакан и выплеснула его содержимое на пол. Гриша изумился:

– Опять везде льешь? Самой же убирать! Ты прям, как моя мать… Нагадит во всех углах, а потом говорит, что это мы…

– Помолчи, – Таня повертела пустой стакан и поставила его на пол, хотя хотелось зашвырнуть его в Гришу. – У меня все из рук валится. Голова чугунная. Гришка, может, бросим этого придурка? Пусть катится к черту!

– Андрея?! – протянул тот. – Ты ж сама говорила – отнять деньги! Постой, такты и аванс за него взяла! Нет, мать, теперь я против.

Он постучал себя пальцем в грудь и сонно сказал:

– Слишком много бабок можно взять. Сума сошла, оставить в покое… Если ты не хочешь, я сам его уделаю. Да хоть бы так же, в подъезде.

– Рассуждаешь, как шпана! – горько сказала она. – Если бы у тебя тоже котелок варил – мы бы таких дел наделали!

– Так мы уже наделали. – Гриша забрался с ногами на диван и удобно улегся. – Я посплю. Тебе все равно, блин… За человека меня не считаешь! Вроде нормальная девчонка, а сексом вообще не… Интересуешься.

Он закрыл глаза, пожевал губами и затих. Вскоре раздалось нечто вроде похрапывания – странный, тихий, низкий звук, похожий на гудение хорошего пылесоса. Гриша уснул.

Девушка встала, брезгливо обошла лужу на полу, взяла со столика сигареты и удалилась в спальню. Улеглась на постель, закурила и тут же потушила сигарету. «Значит, я таракан, да? – У нее внутри все дрожало. – Значит, я вызываю омерзение? Значит, мне незачем жить, так? Ладно, хорошо. Это я уже слыхала. Идиот. Тупой идиот. Ладно, разберемся. Откуда он взялся?! Да он не стоит тех денег, которые за него заплатят!»

Она уже два дня не прикасалась к архиву. Таня сама себе не признавалась, что чувствует некоторые сомнения. Действовать вслепую было очень трудно. Многие дела была только-только начаты, и встречаться с клиентами было просто незачем. Кое-какие записи она вообще не могла классифицировать. Звонить клиентам наобум и предлагать им эту разрозненную информацию? Конечно, так можно было попасть на человека, который захочет купить эти сведения. Но риск опозориться, обратиться не по адресу был слишком велик. А если клиент поймет, что с ним говорит непрофессионал, не имеющий отношения к Олегу, то несомненно, испугается. В лучшем случае – не пойдет на контакт. В худшем – попробует выяснить, что случилось с сыщиком. «Если на Олега подадут в розыск, работать станет вовсе невозможно, – Таня даже думать не хотела о такой возможности. – Тело найти, конечно, можно. А вот опознать – вряд ли. Но его станут искать, вскроют квартиру, начнут опрашивать соседей, искать свидетелей… Клиенты, которые об этом прознают, сразу сдадут меня в милицию – как только я им позвоню».

У Гриши таких сомнений не возникало. У него вообще редко появлялись сомнения. Он получил часть своего гонорара, причитающийся за убийство Виктора, и все эти дни беспробудно пил. Таня видела, как он околачивается возле бара, где заседал его братец. И очень боялась, что Гриша похвастает перед братом своими заработками. Девушка давно уже нигде не появлялась вместе с Гришей, как раньше. Соседи по подъезду, конечно, видели парня, когда он являлся к ней в гости. Тут ничего сделать было нельзя. У Тани иногда являлась мысль – съехать отсюда. Сдать эту квартиру и снять другую, чтобы поселиться в таком месте, где ее никто не знает. Тогда и Гриша был бы не так опасен. Но девушке было жаль уезжать из этой квартиры. Она прожила здесь больше трех лет. Ремонт делал отец. Мебель, постельное белье, даже шторы – выбирала и покупала мать. Сама Тан« только радовалась полученным результатам. К домашнему хозяйству она была вполне равнодушна. Ее мать часто с горечью отмечала, что дочь может жить в ужасающей грязи – сколько угодно, пока ей не надоест. Тогда у Тани вдруг появлялись признаки домовитости, и она делала генеральную уборку. Если бы она съехала с этой квартиры, все хозяйство пришлось бы устраивать заново. Даже мысль об этом приводила ее в уныние.

Весь вчерашний день Гриша пилил ей нервы по телефону. Он допытывался, когда она займется разработкой архива. А может, она уже занялась и только не делится с ним?! И сегодня он явился выяснить отношения. Таня швырнула ему пакет с бумагами:

– На! Занимайся этим дерьмом сам! Я ни черта не могу найти! На пейджер никто не звонит! У этого придурка Андрея дело шло куда быстрей, чем у нас!

– Отнять у него деньги, и дело с концом, – Гриша тупо вгляделся в верхние бумажки и с отвращением поставил пакет в сторону: – Тань, давай возьмем еще один заказ. Я машину куплю. Братан говорит – можно купить подержанную японскую, незадорого. Тысячи за четыре всего.

– Мы уже взяли заказ, а ты его изгадил! – напомнила Таня. – Пока не закончим эту работу – за другую не возьмемся!

Чтобы не слушать ее упреков, Гриша напился. И вот теперь он посапывал в другой комнате, и выставить его было невозможно. «Машину ему захотелось, – Таня свернулась на постели калачиком и закрыла глаза. – Ну, конечно. Пора бы уже проснуться аппетитам. Работаем, работаем, а толку все нет. Все, что получим – проживаем. Главное, чтобы он сам не рыпался… Не подпускать его к Андрею. Он все изгадит, ему уже удалось…» Она натянула на голые ноги простыню и поняла, что засыпает.

* * *

Овраг с пологими склонами тянулся почти на километр. От домодедовских новостроек к баракам, и дальше – почти до лесочка. На дне оврага в дождливые дни вяло колыхалась вода. Если дождей не было слишком долго, вода пересыхала, оставляя на глине плотную, бурую ряску. Среди кустарников наверху оврага часто встречались грибы. Сюда за ними приходили только немощные старухи, которые не могли добрести до леса, или дети. Ночью шел дождь, к утру распогодилось, а в семь часов на небе не осталось ни облачка. Воздух был теплым и влажным – самая грибная погода. И к оврагу потянулись страдающие бессонницей старухи. Они придирчиво шарили между кустов, приподнимали палками ветки. Одна из старух привела е собой собачку – такую же старую, как она сама. Белая, непрерывно дрожащая болонка неуверенно ковыляла по краю оврага, принюхиваясь к тысяче запахов и вспоминая молодость. И вдруг подалась назад, уперлась в землю всеми четырьмя лапами и тонко залаяла. Старуха не обратила на нее внимания. Собачка завыла.