Опасные желания - Эрин А. Крейг

По всей церкви раздавались всхлипывания. Жители города утирали слезы красивыми платками, большинство которых вышила сама вдова Маллинз. Она была лучше вышивальщицей в Эмити-Фолз и проводила все свои дни, склонившись над деревянными пяльцами. Крючковатые пальцы перебирали нитки, наслаждаясь своими творениями. Ее коллекция пряжи была такой яркой и разноцветной, что швейный набор больше напоминал сундук с сокровищами. Интересно, кому он теперь достанется? Наверное, Уинтропу, хотя тот наверняка понятия не имел, что с ним делать.

В детстве я часто увязывалась за Сэмом, когда он ходил играть в дом Маллинзов. Родители Уинтропа умерли молодыми, оставив его на попечении бабушки. У него не хватало терпения на рукоделие, а она в свои семьдесят с лишним лет уже не могла гоняться за детьми. В их доме всегда звенел смех оравы соседских мальчишек, которые тянулись к Уинтропу и его бесконечным шалостям.

На другой стороне прохода раздался шорох. Саймон и Ребекка с покаянным видом заняли свои места на скамье.

– Во веки веков, – повторил пастор, который сбился с мысли, укоризненно посмотрев на опоздавших сына и невестку. – Помолимся.

Все склонили головы, когда пастор Брайард начал читать молитву, прося Господа помиловать душу старой вдовы Маллинз и принять ее на небеса. Сейди начала ерзать, я сложила ее ладошки для молитвы и, не удержавшись, покосилась на Ребекку.

Я не видела ее несколько месяцев, с тех самых пор, как они с Саймоном заявились к нам в дом и начали сыпать обвинениями. Судя по любопытным взглядам, которые на них бросали окружающие, с ней вообще никто не виделся. Широко расставленными пальцами она обхватывала возмутительно огромный живот, как будто пытаясь примять его, чтобы сделать не таким заметным. Видимо, ей непросто было выносить тяжесть чужого внимания.

По крайней мере, здесь не было Сэмюэля, который усугубил бы ее неловкость. У половины коров Джудда Абрамса начались роды, и, похоже, мой брат не устоял перед обещанными за работу деньгами. Утром Мерри сходила на ранчо и попыталась уговорить его пойти с нами на похороны. Старая вдова Маллинз всегда любила Сэмюэля, а на шестнадцатый день рождения даже подарила ему один из своих драгоценных платков: на нем были вышиты его инициалы в окружении желтых нарциссов. Сэм только презрительно фыркнул, когда Мерри предложила ему покинуть ранчо хотя бы в этот день, чтобы почтить память старушки.

После короткой проповеди пастор пригласил всех желающих поделиться воспоминаниями о покойной. Несколько стариков по очереди вышли вперед и рассказали случаи из жизни, доказывавшие, что вдова обладала добрым нравом и удивительно острым языком.

– Вы тоже должны сказать, – шепнула я Эзре.

Он сидел с другой стороны от меня и постоянно поправлял воротничок, как будто тот ему жал.

– Я все равно не знаю, что говорить.

Он снял очки и принялся протирать их, а тем временем вперед направилась Кора Шефер.

– В детстве вы с моим отцом постоянно играли у нее в доме, – сказала я Эзре, вспоминая папины рассказы о том, как они целыми днями потешались над ней, когда она еще не была вдовой. – Вы вечно подшучивали над бедной женщиной, устраивая розыгрыши, но она только смеялась. Как в тот раз, когда вы принесли ей пирог.

Эзра приподнял уголки губ, вспоминая тот случай.

– А на самом деле это была банка с пчелами, прикрытая тряпкой. – Я помедлила. – Папа сказал, что они вас всего изжалили.

Тот кивнул:

– Нам, дурачкам, тогда казалось, что это ужасно смешно.

– Вот только… – Я задумалась, почувствовав, что упускаю что-то важное. Судя по папиному рассказу, Эзру столько раз ужалили в пятую точку, что на следующий день он не мог сидеть. – У вас же аллергия на пчел, разве нет?

Эзра застыл. Улыбка никуда не делась, но в глазах появилась какая-то настороженность.

– Ну… После стольких укусов иногда и развивается аллергия. На самом деле даже удивительно, как я вообще выжил.

Я вспомнила слова Уитакера, и меня окатило волной тревоги. Он ведь говорил, что с Эзрой и Томасом что-то не так. Тогда я подумала, что Уитакер просто хочет сменить тему, но теперь начала подозревать, что в его словах была доля истины. В животе неприятно похолодело от волнения.

– Что ж… Если о розыгрышах говорить не хотите… Почему бы не рассказать об одеяле, которое она для вас сшила? – осторожно произнесла я, вспоминая все, что вышила вдова Маллинз для горожан. В Эмити-Фолз все шутили, что, несмотря на идеальные стежки, старушка совершенно не умела делать одеяла. У нее никогда не хватало терпения закончить такую большую и долгую работу. – Папа говорил, что она шила его несколько месяцев. Очень старалась над маками.

– Да, пожалуй, – кивнул Эзра, но не двинулся с места. – Одеяло и впрямь было чудесное. Под ним тепло и приятно спалось даже холодными ночами.

Я уставилась прямо перед собой. Сердце бешено стучало в груди. Допустим, аллергия действительно может развиться со временем и, наверное, я тоже не помню все подарки, которые мне дарили в детстве. Но почему не признаться в этом? Ложь Эзры ничего не доказывала, но выглядела подозрительно. Я решила предпринять последнюю попытку:

– А как насчет того случая, когда вас поймали с ее дочерью на берегу Зеленого озера? Что там сказала вам вдова?

– Эллери, мои воспоминания о ней слишком смутные. Я предпочитаю послушать тех, кто знал ее лучше.

– Тогда… По крайней мере, мы должны подойти к Бетси после службы и принести свои соболезнования, – продолжала я, дожидаясь, когда он наконец сообразит.

– Непременно, – кивнул Эзра и отвернулся, не замечая моего состояния.

У старой вдовы Маллинз никогда не было дочери. Только один сын, отец Уинтропа. Кристофер. Они с Эзрой до исчезновения моего дяди были закадычными друзьями. Многое можно забыть, но помнить несуществующую девочку вместо лучшего друга – это маловероятно.

Тем временем Кора вернулась на место, а следующей по ступенькам поднялась Вайолет Берман. Ее пальцы нервно теребили воротничок темной блузы.

Я, сама того не замечая, нетерпеливо задрыгала ногой, надеясь, что Вайолет выскажется как можно короче. Мне хотелось хорошенько во всем разобраться, но мешал шум вокруг. Рассказы, всхлипывания. Нужно было обдумать все в тишине, чтобы понять, почему Эзра соврал. «Не Эзра, – шепнул тихий голос у меня в голове. – Он не Эзра».

– Вдова Маллинз была милейшей женщиной, и нам ее будет очень не хватать, – начала Вайолет. – Она всегда была добра ко мне и Кельвину… И полагаю, все сознают, что без нее наш город уже не будет прежним.

– С этим невозможно не согласиться, – произнес пастор Брайард, почувствовав, что внимание толпы начало угасать.

– Истинная христианка, – продолжала Вайолет. – Никогда не унижала ближнего, никогда не осуждала и уж точно не отказывалась поужинать или пропустить стаканчик в таверне с нами, простыми смертными. В отличие от некоторых.