Как ограбить швейцарский банк - Андреа Фациоли

– Что ты не предполагал делать то, что сделал.

– Ну вот же!

– Но ты это сделал. Ты сказал Форстеру про наш план, из-за тебя нас всех чуть не убили. Не далее как сегодня утром он сказал тебе собрать нас здесь, и ты это сделал! Ты, понимаешь? Мой муж, понимаешь?

– Да.

– Хорошо.

– Но я хочу, чтобы мы забыли всё, Анна. Не для того, чтобы преуменьшить значение того, что… но, в общем, что я могу теперь с этим поделать?

– Не знаю.

– Что будем делать мы двое?

– Не знаю.

– Правда?

– Не знаю. Видишь ли, Филиппо, мне надо объяснить тебе пару вещей. Ты должен понять, что я пережила, когда Форстер сюда явился. Но ты поймешь, правда, ты сможешь это понять?

– Я…

– Послушай меня, Филиппо.

Филиппо слушал. Она пересела в другое кресло, напротив него. Звуки с улицы доносились приглушенно. Они не касались друг друга, смотрели друг на друга мало. Но разговаривали. А тем временем проходили минуты этого зимнего утра, оборванные фразы заполняли пустоты.

– …я не знал, что Форстер хочет…

– …а я сидела, и смотрела, и увидела, как он выходит…

– …но если бы я мог изменить, если бы я мог сделать что-то, чтобы…

– …когда, понимаешь, я спрашиваю себя: когда?

Проходили минуты – в ритме, задаваемом шумом поездов, которые останавливались и отправлялись с вокзала Беллинцоны, неподалеку от их дома. Филиппо слушал и говорил, временами теребя бороду. Он сражался. После ограбления, после страха и преследования начинался бой.

– Я чувствую себя как человек, подоспевший слишком поздно, – сказал комиссар Эмилио Де Марки.

– Слишком поздно никогда не бывает. Де Марки поднял на него глаза.

– Слушайте, не думайте, что я тут развлекаюсь.

– И я не развлекаюсь, – Контини покачал головой. – Не знаю, почему я здесь.

В своем кабинете комиссар Де Марки включил отопление на полную мощность, словно не доверяя весне. Но на его глянцевом затылке блестели капли пота.

– А я вам скажу. Вы здесь, потому что до нас дошли кое-какие слухи.

– Слухи? С каких это пор полиция доверяет сплетням?

– С тех пор как поползли слухи о сыщике, который когда-то уже натворил дел, и о бывшем профессиональном воре. С тех пор как эти двое, по слухам, стали проводить кучу времени вместе.

– Мы друзья. Мы ничего не натворили.

– Ничего? Точно?

Контини развел руками, будто говоря: докажите мне обратное. Де Марки запыхтел, вертя зажигалку на поверхности письменного стола. Контини был прав: ничего не случилось. Жан Сальвиати вернулся в Прованс еще пару недель назад и сидел себе там тише воды ниже травы. Жаль, правда, что они поздно обратили внимание на эту странную дружбу. Потому что чутье посылало комиссару сигналы тревоги.

– Контини, объясните мне, как можно дружить с бывшим вором и мошенником.

– Это долгая история. Может быть, потому, что мы разные… то есть, возможно, человеку необходимо с кем-то сличать себя. Это помогает, знаете?

– Вы меня уже почти растрогали, Контини.

– Но это правда! В общем, Жан Сальвиати помогает мне лучше понять, чего я хочу и кто я такой.

– Философская дружба.

– Вы улыбаетесь, комиссар, но…

– Мне не кажется.

– Улыбаетесь, так сказать, внутри себя.

– Контини. – Тон полицейского стал угрожающим.

– Вы не принимаете мои слова всерьез, но, уверяю вас, беспокоиться не о чем. Жан вернулся во Францию. И мне кажется, мы ничего не украли, ведь так?

Де Марки щелкнул зажигалкой раз, другой, третий. Потом посмотрел на сыщика. Потом снова щелкнул зажигалкой. Он начинал нервничать, но Контини был прав. Они ничего не украли.

Они встретились в доме Сальвиати, на Монте-Ченери. Ей показалось, что он робеет, с трудом подбирает слова. Он обнял ее на пороге. Лина, сказал он ей. Лина. Потом провел ее в гостиную, откупорил бутылку красного вина. В третий раз сказал: Лина. Тогда она спросила, как у него дела, и он попытался сострить. Но Лина заметила, что он с трудом сдерживает слезы. Ее отец. Большой вор. Крутой мужик. А теперь он стоял перед ней, лицо в морщинах, подбородок трясется.

– Здорово было повидать отца спустя столько времени.

Де Марки кивнул.

– Волнующая встреча?

– Да.

Словоохотливой она не была, дочь Сальвиати. Впрочем, Де Марки толком не знал, о чем ее спрашивать.

– Вы увиделись благодаря Контини?

– Нет, отец приехал в Лугано из-за меня. Потом решил уж заодно навестить Контини.

– Они старые друзья.

Это не был вопрос. Лина промолчала. Де Марки вздохнул:

– А Маттео Марелли?

– Что Маттео Марелли?

– У вас с ним роман?

Лина улыбнулась. Комиссар предупредил ее саркастический комментарий:

– Нет, нет, я не собираюсь лезть в ваши дела. Мы проверяем кое-какие слухи.

– Слухи?

– Ничего серьезного. Так у вас роман?

Между ними еще существовала неуступчивость, взаимная настороженность. Приходилось нелегко. Лина была бродягой, привыкшей к дурным компаниям и к гостиницам. Вечера за игрой, круизы, улыбки как обменная валюта. Он же был мелким мошенником, у которого отлично получалось давать деру в любых обстоятельствах. И все-таки за дни плена они что-то построили. Маттео не мог себе этого объяснить, но он чувствовал потребность видеть Лину, проводить иногда с ней время.

– Не уверен. Поглядим. В любом случае мы не вместе.

– А с ее отцом вы знакомы?

– С Жаном Сальвиати? Очень мало.

– Вы никогда не работали вместе? Маттео посмотрел на Де Марки оскорбленно:

– Я отошел от этих дел.

– Сальвиати тоже.

– Тем лучше для него.

– А вы чем занимаетесь, Марелли?

– Я в поисках.

Де Марки поглядел в окно. На бульваре Франшини был час пик. Двойные стекла приглушали шум автомобилей. Он покрутил зажигалку между указательным и большим пальцами, посмотрел на Марелли и сказал:

Был зимний день. Но впервые почувствовалась весна, какой-то разброд. Словно в людей, в автомобили, в голые деревья пробрался тайный агент. Небо будто убавило в плотности, свет над замками прибавил в решительности… Лина вышла из управления кантональной полиции в Беллинцоне и направилась к площади Индипенденца.

Прежде чем позвонить, она села в баре. Заказала кофе и повернула стул так, чтобы видеть через стекло площадь и обелиск в ее центре.