Стигмалион - Кристина Старк

Я был вынужден покинуть Норвегию и поступить в Тринити-колледж не потому, что родители мечтали о совершенном английском для меня. И не потому, что «туда собралась поступать Бекки, а за сестрой нужен глаз да глаз». И даже не потому, что Ирландия в будущем может стать бизнес-центром Европы, раз крупнейшие медиа-гиганты вроде Фейсбука, Гугла и Эппла уже избрали ее местом для размещения своих европейских штаб-квартир…

Нет. Меня отправили сюда для того, чтобы я оказался с Долорес в стенах одного университета. И в стенах одного жилого комплекса.

Все было подстроено, все было выверено с линейкой заранее. Макбрайды специально сняли квартиру в том жилом комплексе, где уже жили мы с Бекс. А Бекки не случайно мгновенно сдружилась с Лори и начала приглашать ее на все наши вечеринки.

Бекки к тому моменту уже давно встречалась с Сейджем, с которым так и не перестала общаться после жуткой драмы со мной, Лори и ее собакой в главных ролях.

Родители Долорес, ее бабушка, мои родители, Бекки и Сейдж, – все были замешаны в этом невообразимом плане. Все были полны энтузиазма и решимости как можно скорее познакомить нас. Ведь Долорес чуть не умерла, когда на пике своего мятежного пубертата решила поцеловать парня. Ведь я тоже постоянно попадал в больницы, пытаясь перехитрить болезнь: девушки, эксперименты, ожоги и снова ожоги… Родители мечтали бросить нас в объятия друг друга, чтобы спасти.

Проблем, собственно, было всего две: я и Лори. Я не хотел ничего ни слышать, ни знать о Долорес Макбрайд. Меня передергивало от одного ее имени, которое я хорошо запомнил. И Лори тоже не воспылала энтузиазмом, встретив свою бывшую «жертву» на соседнем этаже. Ведь жертва выросла, возмужала и выглядела далеко не дружелюбно.

Но благодаря уловкам Бекки и Сейджа мы постоянно сталкивались нос к носу. То Лори должна была принести спринг-роллы из духовки и оказывалась на кухне со мной. То Бекс просила меня подвезти ее, потому что там «кошмарный ливень, а я заболела». То у моей машины пробило колесо, и нам срочно понадобилась помощь Лори…

– Ты проткнула мое колесо! – прорычал я.

– Прости! – защебетала Бекки. – Но я бы сделала это снова, если бы вы могли полчаса находиться с Лори в салоне одной машины.

Оба семейства с фантазией, не худшей, чем у профессионального сценариста, придумывали ситуации. А Бекки с Сейджем с удовольствием воплощали их в жизнь!

– Я схожу… воздухом подышу, – пробормотал я и вылетел на улицу.

Впечатляет. Но, похоже, все их усилия были напрасны. Одним неловким движением я сломал все, что наши семьи строили все эти годы. И я не знаю, как сказать им об этом. Сейчас они уверены, что Долорес просто подхватила грипп, ослабела от недоедания и упала на лестнице… Но, может быть, им стоит узнать, что на самом деле подкосило ее. Невыносимо слушать все, что они говорят, и как улыбаются мне, и как продолжают лелеять эту мечту…

За мной скрипнула дверь, и на порог вышел Ральф.

– Надеюсь, ты не слишком шокирован, – сказал он, хлопая меня по плечу.

– Есть немного.

– Все эти годы мы только и мечтали о том, чтобы у тебя и Лори все сложилось…

– Теперь это и моя мечта, Ральф.

Он встал рядом и тоже уставился на небо.

– Могу я быть с тобой откровенным?

– Абсолютно.

– Как отец я хочу вашего скорейшего с Долорес воссоединения. Но как твой адвокат я советую тебе не разрывать отношения с твоей девушкой, Айви Эванс.

– Почему?

– Ты совершил серьезное правонарушение, влекущее за собой уголовную ответственность. Смягчить наказание можно, если доказать, что ты находился в состоянии аффекта. А аффект в свою очередь был вызван тем, что на любимого тобой человека – человека, который тебе бесконечно дорог – было совершено покушение. Без всего этого твой поступок можно трактовать как хладнокровную расправу над тем, кто тебе не нравится. А за хладнокровную расправу можно сесть надолго. Понимаешь?

– Пытаюсь.

– Нужно убедить судью, что ты был в состоянии аффекта. И что есть сильнейшая любовь, которая его породила. Ведь только ради человека, которого ты очень любишь, ты мог впасть в такое неконтролируемое состояние? А на самом деле ты тише воды, ниже травы. Так?

– А что, если я просто хочу, чтобы подонков, подобных Фьюри, ходило по Земле поменьше, и просто… приложил к этому руку?

– Нет-нет, повторяю, это попахивает преступлением, совершенным на трезвую голову. А за такие преступления сажают на раз-два… Вильям, тебе не выкарабкаться без помощи твоей девушки, которая должна подтвердить, что между вами – безумная любовь, способная выключать твой рассудок. Вы должны изобразить такую пару и такое единение душ, чтобы судья со слезами на глазах отпустил все грехи, включая первородный. Чтобы он ослеп от сияния твоего нимба. Я не знаю, в каком состоянии ваши с Айви отношения, но хотя бы до суда тебе стоит сохранить ее расположение.

– Но Долорес…

– Вильям, без победы в суде не имеет значения, как сильно ты хочешь быть с Долорес. В таком случае ты отправишься за решетку, а оттуда очень тяжело завоевывать чье-то сердце.

Слышать все это было сущей пыткой. Ральф словно схватил меня за волосы, окунул под воду и собирался держать так как минимум до суда… Значит, разговор с Айви откладывается. Значит, все, чего я хочу, исчезает в плотном тумане, который неизвестно, когда рассеется…

– Вы просите невозможного, Ральф…

– Я знаю, тебе нужно привыкнуть к этой мысли, но ты справишься. И найдешь разумный компромисс между тем, что тебе хочется делать, и тем, что следует.

Мы вернулись в дом. Мне показалось, все нас ждали. Бекки встала посреди комнаты, как маленькая девочка, готовящаяся рассказать стихотворение на утреннике. Сейдж вытянулся рядом, обняв ее за талию и широко улыбаясь.

– А теперь те самые «шокирующие новости»: мы решили пожениться.

Началась зима, самая серая и унылая из всех, что были на моей памяти. Ирландские зимы и так не сахар – дождь, ветер, град и снова дождь. Ни снежинки, ни единого градуса ниже нуля. Не говоря уже о сугробах или пейзажах, как на норвежских открытках… Но эта зима была просто невыносимо мрачной. На конец января был запланирован суд, еще мне привалило счастье в виде экзаменационных тестов. Бекки и Сейдж планировали маленькую уютную домашнюю свадьбу на конец весны и надеялись, что мой оправдательный приговор станет им лучшим подарком.

– Не расстраивайтесь, если что. Я в любом случае отправлю вам открытку из Маунтджоя[22], нарисовав ее кетчупом на туалетной бумаге, – обещал я.

– Я положу ее под стекло, чтобы потом показывать твоим племянничкам, – кивала Бекки. – Дети, это открытка от вашего дяди Вильяма, который аккурат перед нашей с папой свадьбой загремел в тюрьму. А они спросят: «За что, мама, за что?!»