Египетский манускрипт - Борис Батыршин

В общем, подземелье оказалось всего лишь подвалом – обширным, пыльным, неосвещенным, но лишенным какой-то особой таинственности. Герр Бурхардт, обустраивая во дворце хранилища для собрания хедива, выговорил себе право устроить в подвалах помещение для разного рода хлама, не удостоенного высокой чести быть внесенным в основную коллекцию.

О том, что здесь находится, не знала ни одна живая душа, кроме самого герра Бурхардта; да никто этим и не интересовался. Сам же Тауфик-паша не имел даже самого приблизительного понятия о том, что хранится даже в основной коллекции, делая исключение разве что для немногих, особо ценных экспонатов. Так что герр Бурхардт обустроил подземные владения по своему вкусу, а запутанный лабиринт коридоров и жуткие слухи, старательно питаемые дворцовыми слугами, давали известную защиту от незваных гостей.

Старик-историк остановился перед низкой, обитой железным листом дверью.

– Здесь, – сказал он, не глядя сунул лампу Семенову и принялся рыться в карманах. Покопавшись, немец извлек на свет внушительную связку ключей. Дверь отворилась, впуская посетителей в личный тайник герра Бурхардта.

– Итак, молодые люди… – (Олег Иванович иронически переглянулся с сыном – надо же, попали в одну возрастную категорию!) – я буду вам крайне признателен, если вы прекратите рассказывать сказки и признаетесь: кто вы на самом деле? Уж во всяком случае не американцы; я, конечно, не был за океаном, но даже моих скромных знаний достаточно, чтобы понять – ваш выговор не имеет ничего общего с манерой говорить выходцев из Канады и САСШ. Я мог бы предположить, что вы учили английский в России, причем у посредственного педагога. Но ведь и русский ваш ни на что не похож!

Олег Иванович усмехнулся. Насчет «скромных знаний» герр Бурхардт впал в самоуничижение – сухонький немец в совершенстве знал восемь европейских языков, не считая десятка наречий. Он после первых двух фраз по выговору и прочим нюансам речи безошибочно определял выходца из любого уголка Европы. Русским Бурхардт владел достаточно хорошо, несмотря на то что с точки зрения его любимой египтологии Россия не представляла ни малейшего интереса.

Известный как один из лучших в Европе, а значит, и в мире, лингвистов и лексикографов, Бурхардт обладал чудовищной памятью и отличался редкой даже для немецкого ученого въедливостью. Это его качество гости оценили с первых минут беседы; и тем более удивило их то, с какой готовностью старик не только рассказал о египетском ученом, раскопавшем в Маалюле некий артефакт, но и согласился показать его гостям. Знать бы еще, что это оказался сыр в мышеловке! И теперь хитрый дед припер гостей к стене – рассчитывая, видимо, на то, что гнетущая обстановка древнего подземелья сделает их посговорчивее.

Уверенность немца забавляла Олега Ивановича. Разумеется, тот не собирается причинять своим «пленникам» вред. И откажись они отвечать, герр Бурхардт огорченно вздохнет и выставит визитеров вон. Но пока что он уверен, что, оказавшись в «настоящем египетском подземелье», гости потеряют самообладание и, конечно, не посмеют ничего скрывать. Точный психологический ход – если только гости не знакомы с ужастиками и триллерами, которым еще только предстоит появиться на свет. В их свете это шоу тянет разве что на экскурсию с элементами ролевой игры…

Бурхардт пропустил посетителей вперед и прикрыл дверь, пронзительно скрипнув несмазанными петлями. Олег Иванович ожидал увидеть массивные колонны и сводчатые потолки, но на самом деле за дверью оказалось просторное помещение, не менее полусотни метров в поперечнике, часто уставленное тонкими восьмигранными колоннами. Семенов затруднялся определить архитектурный стиль, однако угадываемый на основаниях каменных столбов орнамент указывал на арабское происхождение.

Пространство между колоннами было загромождено разнообразными ящиками, сундуками, плетеными корзинами и ларями. Кое-где стояли стеллажи, заваленные экспонатами. Сосуды, свитки, листы пергамента, обтянутые потрескавшейся кожей древние тома, осколки статуй, бронзовые и каменные статуэтки, посуда, оружие… И все покрыто толстым слоем пыли.

В глубине, между двумя стеллажами, экспонаты на которых были запылены несколько меньше, приткнулся самый обычный канцелярский стол; за ним угадывался другой стол, лабораторный, заваленный каким-то археологическим хламом. Посредине на подставке красовался потемневший череп, увенчанный высоким конусообразным пупырчатым шлемом. Замыкали выгородку еще два стеллажа с рядами книг и подшивками журналов по истории и археологии. Отдельную полку занимал двенадцатитомный труд «Памятники Египта и Эфиопии»; рядом с ним на почетном месте красовался иероглифическо-демотический[71]словарь Бругша. Пыли на этих книгах почти не было – видимо, обращались к ним чаще, чем к остальным.

Дав гостям оглядеться, герр Бурхардт пододвинул им два плетеных кресла, которым самое место было бы на зеленой лужайке перед каким-нибудь колониальным особняком; сам же уселся за письменный стол, сразу превратившись из ученого-экскурсовода в хитрого гнома. Впечатление это до чрезвычайности усиливала бронзовая, относящаяся еще к древнеегипетскому периоду секира непривычной формы и лежащая рядом с ней на стеллаже самая обычная кирка.

Гном в пенсне поерзал, устраиваясь поудобнее, и с ожиданием уставился на своих то ли гостей, то ли пленников. Во взгляде читался вопрос: «Кто вы такие, несчастные, и зачем явились в мою заветную пещеру?»

Олег Иванович откашлялся, пытаясь скрыть некоторую неловкость.

– Я, право же, не понимаю, герр Бурхардт, чем вызвана столь резкая реакция. Право же, даже если мы и были не вполне… откровенны с вами, то, поверьте, мы и в мыслях не имели нанести вред вам лично или вашему собранию.

Старик ехидно усмехнулся:

– Не думаете ли вы, герр Семенофф, что я бы пригласил сюда человека, которого хоть на секунду заподозрил бы в дурных намерениях? Хоть в Александрии и хозяйничают англичане, но слово хедива здесь что-нибудь да значит! И потом, насколько я понимаю, вы не англичанин?

Олег Иванович кивнул.

– А раз так, – продолжал старый зануда, – уж поверьте, я сумею, если потребуется, создать вам немалые сложности – хотя бы и обратившись к британским властям. Они не любят мошенников – как, впрочем, и власти любой другой страны. Нет, я отнюдь не подозреваю вас в чем-то недобром…

– Ну а раз не подозреваете – что это за фокусы? – встрял Ваня. – Мы что, в подвалах геста… то есть… на допросе?

– Юноше ваших лет, – назидательно произнес Бурхардт, уничтожающе глядя на Ивана, – следует молчать, слушая тех, кто старше, и ожидая, когда его спросят. Это верно даже в Америке… вы ведь там никогда не были, не так ли?

Иван подавился чуть было не вырвавшейся резкостью и умолк, нахохлившись от обиды. Герр Бурхардт довольно кивнул.

– Теперь – о том, зачем я вас сюда привел. Как я понимаю, вы явились в Александрию для того, чтобы познакомиться… с некоторыми предметами вверенного мне собрания, не так ли?