Охотники за голосами - Роман Романов

Мария Сергеевна Бергина – симпатичная, тонкая как прутик, в свои почти 30 лет совершенно не выглядела взрослой дамой, а скорее походила на девочку-подростка с большими глазами. Она была самой главной женщиной из всего холостяцкого многообразия Сашки и самой давней его мечтой и любовью. Но Мария, несмотря ни на что, категорически не признавала отношений более серьезных, чем редкие, пару раз в месяц, встречи. Она блестяще окончила журфак, работала в какой-то пресс-службе какого-то большого начальника, содержала престарелых родителей и не жалела денег на всякие модные штучки для себя. При этом постоянно занималась общественно-политической деятельностью со всякими мутными, как говорил Кобылкин, личностями. Ее жизненное кредо заключалось в том, что она – самостоятельная автономная единица в социуме, у которого нет шансов и перспектив, следовательно, заниматься всякой ерундой, вроде создания семейного корабля и рождения детей не только бессмысленно, но и преступно по отношению к этим самым детям.

Сашку она любила, да, наверное, все же любила. Но ее уверенность в неизбежной и скорой кончине существующего миропорядка, блестящие, как признавал даже далеко не глупый Кобылкин, обоснования скорых в исторических масштабах и логически неизбежных катаклизмов, повелевали ею жизнью и планами гораздо больше материнских инстинктов, гормонов и прочих женских традиционностей. Она проживала в свое удовольствие каждый день, почти ни в чем себе не отказывала, а за свою жизнь переучаствовала во всех оппозиционных, властных, общественных, религиозных и псевдорелигиозных тусовках, которые только появлялись в ее Томске и даже в стране в целом, сменила несколько редакций и целых полтора года когда-то даже издавала собственный молодежный журнал.

И вот, спеша на очередную встречу с очередными интереснейшими экспертами в сфере политического настоящего и неизбежно плохого будущего, прекрасная, любознательная и всегда успешная Мария Бергина привычным образом, не отвлекаясь от макияжа, отшивала Сашку.

– Ты пойми, Кобылкин, дело не в том, что я не хочу быть Кобылкиной или не хочу детей Кобылкиных, понимаешь? Это – в девичьем прошлом, хоть Жеребцовой. Я просто не вижу смысла жить с таким волшебным мужиком и умницей, хотя и порядочным разгильдяем, рожать прекрасных – а у нас был бы прекрасный генетический союз – детей, для того чтобы потом наблюдать, как близкие и родные люди без всякого шанса на будущее на твоих глазах превращаются из ангелочков в чудовищ. И не надо мне про роль родителей и самообразование, и, конечно же, можно спорить с тем, что «бытие определяет сознание», я это от тебя уже слышала. Нынче, дорогой, плохо то, что «бессмысленное бытие определяет отсутствие определенного сознания», а это и есть – апокалипсис для всех. Современный мир не просто бессмысленный, он еще и агрессивен по отношению к любым смыслам, и он их побеждает, прежде всего в головах и мозгах таких разных, но одинаково беззащитных наших сограждан, – с несколько саркастичной интонацией, словно представляя себя за кафедрой собрания, закончила Мария, вытягивая перед зеркалом накрашенные губы трубочкой. – Скоро мы будем жить в другой стране и другом мире, если вообще будем жить…

– Маша, а если ты меня больше не увидишь? – на полном серьезе, что бывало весьма редко, спросил Сашка, – совсем не увидишь – будешь скучать?

– Не знаю, – не задумываясь, ответила она. – Вообще я к тебе, конечно, привыкла, даже самой интересно, буду ли… Куда опять собрался?

– На кудыкину гору, где Макар телят не пас, – разочарованно ответил Сашка, вставая с дивана и натягивая футболку. – Спорить с тобой про твои апокалипсисы больше не буду. Ну вот что должно произойти в нашей стране, чтобы ты не думала, что скоро всем хана и можно жить, детей рожать, творить чего-нибудь хорошее?

– История у страны должна быть другой, Саш, да и у всего мира, по большому счету, а это невозможно, – более серьезно, после задумчивой паузы и уже глядя в глаза старинному другу-любовнику, ответила Маша. – Людей у нас мало, мир нас не любит, сами себя мы тоже не любим, бухаем, гоняемся за деньгами, рыщем в поисках халявы, целыми днями спорим о всякой фигне. Не потому что мы такие, общество к этому располагает, даже весь мир, а мы всего лишь жертвы своего времени…

– Маш, ну ты же журналистка, активистка вся такая, ты же делаешь мир лучше, правдивее, справедливее. Каждый на своем месте, и все будет хорошо! Я тебе говорю как историк, во все времена такие разочарования, причем вполне обоснованные, были, есть и будут, в чем проблема? Живут же люди…

– Кобылкин, ты меня не слышишь! Миру некуда больше идти, нет мечты, нет веры, нет надежды, кроме надежды на халяву и чего повкуснее, великие идеи в запасе у человечества кончились, Кобылкин, а те, кто в них верит – динозавры, исчезающий вид, увы! И даже сама идея, что бывают великие идеи, – тоже кончилась, не прикидывайся! Все ты понимаешь! Какие несущие правду и справедливость журналисты! Ау, ты с луны?

– Ложись в гроб и помирай тогда! – жестко в сердцах сказал Сашка. – Чего ты-то тогда носишься?

– Не злись, – Машка на секунду стала профессионально женственной и беззащитной, но только на секунду и тут же привычным игривым тоном продолжила, – я не ношусь, мне интересно фиксировать конец во всех его деталях и этапах. Слу-у-у-ушай, да неужели ты думаешь, что я собрала в себе всю скорбь многострадального народа? Я – русская девочка в обозримых поколениях, с тобой безо всякой морали разговариваю, я циник, я просто это знаю, понимаешь, зна-ю лич-но! Поработай в нашей среде – наивность вылечишь! Огромная часть человечества занята только тем, что засоряет мозг себе и другим сиюминутными эмоциями, плодит пустоты в миллионах изданий, газет, сайтов, форумов. Даже не пустоту, а просто глупости или ужасти. От этих сетей глупостей и ужасов, окутавших людей, невозможно сбежать, любая катастрофа или гадость становится предметом бесплатного, бесплатного, Кобылкин, копирования и многократного повторения! Любая живая мысль или неоднозначная новость извращается до все той же глупости или ужаса коллективными усилиями. Журналисты, депутаты всех уровней, блоггеры, чиновники не умеют по-другому, а люди по-другому и не хотят – замкнутый круг. Хотя нет, чиновники вообще ничего не умеют, поэтому, что напишут им пресс-секретари, то и несут на своем непонятном крючковатом языке. И во всех этих всемирных океанах повторений, перепостов, в огромных спрессованных наслоениях информационного дерьма, Кобылкин, с успехом можно только воевать или разрушать! Созидать – невозможно! Поэтому все рядятся в различные идейные и благородные одежды по привычке, а на самом деле воюют и разрушают. А ты говоришь, дети… А все потому, что Россия сдалась, тупо сдалась, чтобы быть как все, вернее, ее сдали и ее победили, мы стали частью позднего Рима, у которого и самого уже никаких шансов нету…

– Маш, погоди-погоди, люди очень быстро, по крайней мере, у нас в России, от глупости и трусости могут перейти к мужеству и мудрости, так всегда бывало и на микроуровне, и на уровне страны! Всегда есть шанс! Россия имеет совсем другой, не римский опыт, мы наоборот, только начинаем новый тайм, ну, мне так кажется!

– С кем?! С кем она начинает новый тайм? Причем на чужом стадионе! – Машка уже завелась не на шутку, теперь она почти кричала и испепеляла его взглядом. – Ты думаешь наша власть, даже если сильно захочет, даже если скинула с себя ярмо западных кредитов, свободна в своих маневрах? Ты думаешь, что во власти и газетах сидит лучшая часть народа? Да они все – все! – наполовину пропитаны трусостью, а другая половина пропитана предательством и высокомерием к «э-той стра-не», понял? Сидишь в своей «хрущевке» и в Интернете, эксперт хренов! Ты что думаешь, все зависит от желания наших властителей? Может, ты думаешь, что миллионы делателей новостей ломают голову о добром и вечном для своих читателей? Ха-ха-ха, Кобылкин! Или ты надеешься, что откуда ни возьмись прилетит к нам царь – батюшка, всех это устроит, всех вдохновит и защитит? Или Бич Божий – новый Сталин к нам явится? Забудь, и настраивайся жить в гетто, потому что ты никому не нужен, ни своим, ни тем более чужим, наивный!