Шаман всея Руси. Книга 2. Родина слонов - Андрей Калганов

Кустарник! Не такой он какой-то. Слишком плотный, что ли, и ветви непонятно с чего раскачиваются, ветра-то нет. Белбородко присмотрелся, вздохнул и... принялся губить осинку, одиноко торчащую посреди поляны.

Костры один за другим затухали. Решив, что это даже на руку, Степан не стал подбрасывать хвороста. Все одно рано или поздно придется драться. Так пусть уж лучше рано. Ободрав ветки, он заострял конец осинки, размышляя о том, почему не заметил возвращения медведя. Ведь не прилетел же косолапый, небось, топал да ворчал, как у топтыг водится.

«Видать, дрема сморила, — заключил Степан, приноравливаясь к колу, — не дело это, на посту спать».

Тем временем из шалаша выбрался Алатор, зевнул, потянулся и вознамерился почесать брюхо, забыв спросонья, что спал в бронях.

— Стрибожичи[30]унялись вроде, — немного смущенно проговорил варяг, — добрым денек будет.

Белбородко согласно кивнул и вспорол колом воздух. Варяг настороженно взглянул на товарища.

— Не поверил мне Михайло Потапыч, — буднично объяснил Степан, — вот кол ему осиновый и готовлю.

— Кол?!

— Сам же говорил, что непростой это топтыгин, леший хозяином лесным оборотился... А против всякой нечисти кол осиновый — наипервейшее средство.

«Нечисть лесная» заворочалась в бузине и высунула морду.

— Гридька совсем плох, — прошептал Алатор, — горит весь. Боюсь, не дотянет до большака-то. Может, его медведю того, все одно не жилец?

— Нет, — еще раз пырнув воздух, проговорил Белбородко, — юнаками разбрасываться не будем.

Костер, что напротив бузины, вспыхнул напоследок, выбросил стрелку сизого дыма и потух. Медведь немного помялся, порычал, а потом ломанулся к Степану с Алатором. Варяг выхватил меч и отпрыгнул с пути следования зверя. Косолапый несся прямо на Белбородко, как паровоз на Анну Каренину. С криком «Один!» Алатор рубанул косматую тварь, но шерсть у топтыги свалялась могучими колтунами, и удар лишь немного попортил шкуру. Медведь затормозил, развернулся и с рычанием пошел на Алатора. Варяг ударил, метя зверю в голову, но тот с завидной ловкостью мотнулся влево, и меч, едва не срезав уши, врезался в косматое плечо. Брызнула кровь из неглубокой раны. Медведь рассвирепел. Встав на задние лапы, зверь загребуще махнул передней, выбив варягов меч, и набросился на безоружного воина. Подмял его под себя и, вцепившись зубами в плечо, принялся трясти руку, будто хотел выдрать. Если бы на Алаторе не было кольчуги, то, наверное, и выдрал бы... Оттого что никак не мог добраться до теплого живого мяса, медведь свирепел все больше.

Белбородко с разбега пырнул дрыном в медвежий бок. Косолапый повернул башку и, обнаружив причину неприятности, нехотя слез с жертвы. Алатор тут же отполз подальше от шатуна и попытался подняться, но в результате лишь сел, хватаясь то за бока, то за поясницу.

— Ну что, сволочь, — закричал Степан, пятясь и тыча в мохнатую морду осиновым колом, — жрать хочешь, вот тебе жрать! Будет тебе жрать, ишь хайло раззявил!

Косолапый уже не рычал, а издавал нечто среднее между хрипом и шипением, при этом в горле у зверя негодующе булькало, а глаза, обыкновенно не отражающие игру чувств, налились кровью.

Степан как бы нечаянно оступился и упал на спину, выронив нехитрое оружие. Медведь победно взревел, встал на задние лапы и обрушился всем весом на добычу.

Но жертва вдруг воткнула кол в сугроб и резво перекатилась вбок. Со всего маху косолапый налетел на острие. Совершенно по-человечьи охнул, беспомощно взмахнув лапами, и затих.

Алатор наконец поднялся и, кряхтя, поднял меч. Кое-как доплелся до топтыги, придирчиво осмотрел его, пнул для уверенности и изрек:

— Издох проклятый, хребет ему вишь как вышибло. Едва не свалившись, варяг подобрал окровавленный позвонок и, достав из калиты, болтавшейся на поясе, бечевку, засапожным ножом очистил позвонок от слизи и ошметков мяса.

— На вот, оберег тебе. Степан надел подарок на шею:

— За оберег спасибо.

С помощью острого как бритва ножа-засапожника Алатор взялся избавлять топтыгина от его единственного богатства — шкуры.

Степан же тем временем занялся поисками ворона. Птицы нигде не было. Он точно помнил, что, заступая на «пост», посадил ворона на плечо. А когда в зарослях бузины обнаружился медведь, птица пропала. И куда, совершенно непонятно.

Белбородко так и не нашел ответа.

Вдруг послышался хруст валежника. Руки сами собой потянулись к мечу. Ложная тревога. На поляну вышел мужичок и прямиком направился к Белбородко:

— Ты, что ли, птицу спас?

Накрепко вцепившись во всклокоченную гриву, на голове мужичка гордо восседал черный ворон.

— Ты, что ли, птичку мою спас? — повторил вопрос мужик.

Был он космат и недружелюбен, под правым глазом красовался мясистый налитой чирий, а левый весь выцвел и оттого походил на дешевую стекляшку. Лоб был испещрен глубокими морщинами, а скулы обрамляла тяжелая, как заступ могильщика, не борода — бородища. К тулупу мужика были подвешены волчий и лисий хвосты, а на шее висело ожерелье из клыков, вероятно, той самой лисы и того самого волка. Степану показалось, что мужик вышел к ним не случайно, но и не из желания помочь заплутавшим путникам, а из чувства долга, что ли? И не ошибся.

— Вот его благодарите, — показал он на ворона.

— За что благодарить-то? — не понял Степан.

Молча прошествовав мимо вопрошавшего, нежданный гость придирчиво осмотрел поверженного медведя, вернее, то, что от него осталось. Варяг обрубил косолапому лапы, чтобы на том свете зверь добрых людей не рвал, содрал шкуру, отделил голову от тулова и теперь стругал ломтями медвежье мясо, складывая его на снег возле кострища. Шкура уже сушилась на том самом кусте бузины, из которого топтыга попер на поляну.

Утолив любопытство, мужик снизошел до ответа.

— У Жердяевой ватаги в полоне Быстрокрыл был, — шмыгнул он носом. — Нагрянули лиходеи в Дубки-то, а как я ворожить отказался, Быстрокрыла забрали. Говорят, тебя Вороном кличут, и он ворон, может, на что и сгодится. Меня-то помучили недолго, больше для острастки, чем для дела, да отпустили. Вдругорядь не сносить мне головы, коли не образумлюсь. Пограбили Дубки маненько, да и убрались в леса. Я-то Быстрокрыла долго искал, по чащобам да дрегвам[31]шастал, думал сыскать логово лиходеево и птицу у них силой ли, ворожбой ли забрать. Только не было мне удачи в поисках, видать, чары сильные на том месте. Я только и смог, что порчу на главаря ихнего напустить.

— То-то я дивился, — вставил слово Алатор, — здоровый мужик, а сухой и вида болезненного.