Ястреб халифа - Ксения Медведевич

Впрочем, сейчас рукава платья Валлады блистали девственной чистотой – белоснежный шелк струился вниз многочисленными мягкими складками, над локтями тонкую ткань перехватывали прорезные золотые браслеты, а высокую шею и грудь покрывало сплетенное из тысяч золотых нитей ожерелье, блистающее подобно нагруднику воина. Стыдливость красавицы едва ли оберегали шитая сапфирами шапочка и прозрачное белое покрывало, оставлявшее открытыми волнистые темные волосы.

Вокруг послышались сдержанные вздохи. Рабыни отложили лютни и стали с многозначительными улыбками переглядываться. Но Валлада не была бы Валладой, если бы обращала внимание на перешептывания прислуги. Она опустилась на колени перед Аммаром и поцеловала ковер у его ног:

– Недостойная рабыня приветствует льва аш-Шарийа, – мурлыкнула женщина и подняла улыбающееся веселое лицо.

Браслеты на тонких запястьях зазвенели, ударяясь друг о друга, Аммар увидел смоляной завиток на ее виске – и счастливо потерял голову.

Когда халиф взял Валладу за рукав и повел за высокую стену стриженых самшитов, аль-Архами, насмешник и озорник, процитировал древнего поэта:

Вполз я к любимой за полог, она перед сном

Платье сняла и стояла в одном покрывале.

И зашептала: «Что надо тебе, отвечай?

Богом молю, уходи, чтобы нас не застали!»

Вышел я вон, и она поспешила за мной,

Шла, волочились одежды и след заметали.

Стойбище мы миновали, ушли за холмы

И очутились в ложбине, как в темном провале.

Нежные щеки ласкал я, прижалась она

Грудью ко мне, и браслеты ее забряцали…[47]

Валлада изогнула шею и одарила аль-Архами влажным взглядом чистокровной кобылицы.

На соседней лужайке рабыни уже приготовили ковры и напитки. В глубине сада кто-то мягко перебирал струны лютни. Из-за деревьев звучали взрывы смеха и голоса пирующих. Аммар сделал нетерпеливый жест, и рабыни принялись снимать с женщины ожерелье, браслеты над локтями и перетягивающий талию широкий пояс из золотых пластин. Валлада стояла, поводя глазами, словно возлюбленная поэта древности:

Во мраке прокралась подруга прекрасная,

Пришла, молодыми рабынями окружена,

Четыре служанки вели ее медленно под руки,

Покуда хозяйка совсем не очнулась от сна.[48]

Взмахом руки отослав невольниц, Аммар схватил женщину за плечи и жадно впился ей в губы. Складки платья ниспадали прохладным водопадом, в котором скользили руки, – шелк невесомой, но плотной завесой покрывал плоский живот и округлые бедра красавицы. На талии Аммар нащупал тонкую золотую цепочку. Оторвавшись ото рта женщины, он прикусил ей нижнюю губу и спросил:

– Твой муж любил быструю скачку?

В ответ Валлада отстранилась и даже попыталась вырваться:

– О повелитель, пощади, я пришла к тебе, чтобы подарить чистое наслаждение, воспетое ибн Хазмом и ибн аль-Фариром…

Тогда Аммар усмехнулся и сказал:

– Что такое ты говоришь, женщина? Разве ты не знаешь, что случается, когда антилопа подходит слишком близко к голодному льву?

И повалил ее на ковры. Валлада стонала и молила, сжимала колени и сводила на груди края платья, облизывая губы и отвечая на его поцелуи страстными быстрыми движениями язычка. Аммар с силой развел ее руки и обнажил круглые твердые груди с возбужденными острыми сосками. Он чувствовал себя воином пустыни, срывающим одежды с захваченной во вражеском становище пленницы. И, как пленница, она со стоном выгнулась и вся сжалась, не пуская его в себя и сдерживая натиск, – и тут же застонала от боли и наслаждения. Пробивая себе дорогу в ее восхитительной узости, Аммар подумал, что ни разу еще не занимался знатной ашшариткой. Что ж, теперь он будет знать, что меж бедер благородная женщина ничем не отличается от рабыни. Впрочем, когда Камар начала выделывать фокусы со стонами, отталкиваниями и притворными отказами, он тут же продал ее аль-Архами. Ну а Валладу он через пару дней отошлет домой. С такими мыслями Аммар ущипнул женщину за сосок, перевернул и приступил к исследованию возможностей умейядских поводьев.

Утро застало его на тех же коврах. Изнуренную ночным сражением Валладу уже увели рабыни. С веточек самшита свисали капли росы. Трава стала мокрой, и Аммар зябко накинул на плечи халат. Обводя взглядом сереющий в рассветном сумраке сад, он заметил коленопреклоненную фигуру наверху лестницы. Лампы на ступенях потухли, и яркий синий халат слуги казался сизым, как крыло горлицы.

Халиф сделал невольнику знак приблизиться. Тот, согнувшись и прижав руки к груди, подбежал и упал лицом во влажную от росы траву.

– Что случилось? – вдруг спросил Аммар, понимая – что-то действительно случилось.

Слуга помотал головой, не поднимая лица:

– Там, в Охотничьем дворике, о мой повелитель… Вести от… самийа…

«Тьфу ты пропасть», – подумалось халифу. В самом деле, нерегиль как в воду канул. Айша, впрочем, тоже как испарилась. Люди ибн Худайра сумели выследить ее в Малаке – девчонка распродала всех, кого могла, избавляясь от остатков харима своего отца. Торговцы выдали женщин градоначальнику из рода Сегри, а тот показал тайной страже, кого привели в подвалы крепости. Женщин допросили, двух рабынь пытали на глазах у остальных арестанток, но добиться чего-либо путного так и не сумели: ни одна курица не знала, куда держит путь Айша. То есть женщины показали, что она стремится попасть в земли Бану Марнадиш – на границе с Абер Тароги и впрямь легко затеряться. Но из Малаки Айша могла двинуться мимо Азруата – либо попытаться пройти через плоскогорье Рас Авала. Несмотря на кровожадные просьбы Сегри, Аммар помиловал беглянок и велел передать их в хорошие руки – как того и желала его будущая невеста. Но направление пути Айши так и осталось фигурой неизвестного из мудреных уравнений аль-джабр: хитроумная дочь Умара со спутниками на шести верблюдах выехала из Малаки – и пропала. Ни в Азруате, ни в оазисах Рас Авала их не видели. И в довершение ко всему за ней поехал – и теперь тоже пропал – нерегиль.

С такими мыслями халиф аш-Шарийа вошел в Охотничий двор, на ходу подвязывая измятый халат.

Красно-белые плитки пола гладко и влажно блестели в серой дымке утра. Аммар не сразу разглядел, вокруг чего стоят воины в серых кафтанах и белых чалмах ханаттани. Цокот копыт по камню, гулко отдававшийся между стен пустого прямоугольника двора, сказал ему больше. Увидев своего повелителя, воины расступились. На Аммара, кокетливо изгибая шею, выступил серый сиглави. Храпя и мотая головой, конь бил подкованным копытом в мраморные плиты и жевал мундштук, роняя на камень слюну и пену.

Аммар стоял и не мог двинуться с места. Во рту разом стало горько и противно. Но он выпрямился и пошел навстречу цокающему копытами, пляшущему сиглави.